Уинстон Черчилль (Winston Churchill), 1941

Этот портрет Уинстона Черчилля изменил всю мою жизнь. Я знал, делая его, что это был важный снимок, но я не мог даже и предполагать, что он станет одним из наиболее широко воспроизводящихся изображений в истории фотографии. В 1941 году Черчилль посетил сначала Вашингтон, а затем Оттаву. В то время, премьер-министр - Маккензи Кинг, пригласил меня для съемки. После того, как провели провода и выставили свои прожектора и камеры, мы ждали в спикерской палате. Премьер-министр, об руку с Черчиллем, в сопровождении свиты, ввел его в комнату. Я включил прожектора, «Что это, что это?» - удивленно проворчал Черчилль . Никто не имел смелости объяснить ему в чем дело. Я робко шагнул вперед и сказал: "Сэр, я надеюсь, что мне достаточно повезет, и я смогу сделать Ваш портрет по случаю этого исторического события". Он посмотрел на меня и спросил: "Почему меня не предупредили? Все кругом начали смеяться. Тогда Черчилль закурил новую сигару, пыхнул ею в воздух, и потом великодушно уступил. Вы можете сделать один снимок". Черчилль всегда был с сигарой. Я протянул ему пепельницу, но он не захотел избавиться от неё. Я вернулся к своей камере и убедился, что с оборудованием все в порядке. Я ждал, он продолжал энергично чавкать сигару. Я ждал. Потом, шагнул к нему, и не раздумывая, но все таки почтительно, сказал - простите меня, сэр, и вынул сигару изо рта. К тому времени, когда я вернулся к камере, он выглядел настолько воинственно, что мог бы меня растерзать. Именно в тот миг, я и сделал этот снимок.

Пабло Пикассо (Pablo Picasso), 1954

Вилла маэстро для проведения фотосъемки, была просто кошмарна. С его буйными детьми, которые ездили на велосипеде через огромные залы, да еще и вся переполненная полотнами. Потому я охотно принял альтернативное предложение Пикассо. Мы договорились встретиться позже, в Валори, в его керамической галерее. "Его сегодня не будет здесь – так нас приветствовал владелец галереи, когда я прибыл со своим помощником и двумястами фунтами оборудования. Так он говорил всем фотографам, искавшим возможности сфотографировать Пикассо". К всеобщему нашему удивлению, "старый Лев" не только приехал на съемку, но нам даже не пришлось его ждать, и для этого он даже одел свою новую рубашку. Он мог частично видеть себя в моём большеформатном объективе, потому интуитивно переместился всем корпусом.

Эрнест Хеменгуэй (Ernest Hemingway), 1957

Я ожидал встретить в авторе обобщенный образ из героев его романов. Вместо этого в 1957 году, в его доме "Finca Vigía" возле Гаваны, я нашел человека, в котором проскальзывала своеобразная нежность. Такого робкого человека, я еще никогда не фотографировал - человек, жестоко побитый жизнью, но казалось бы совершенно непобедимый. Он все еще страдает от последствий катастрофы самолета, которое произошло во время его четвертого сафари в Африке. Я прошел накануне вечером в любимый бар Хемингуэя " La Floridita" , для того чтобы сделать свою "домашнюю работу" и оценить образец его любимого снадобья - "Дайкири". Но одно можно сказать точно! Когда я пришел к нему к девяти часам утра, Хемингуэй крикнул из кухни - "Что вы будете пить? Мой ответ был, как я думал, безукоризненным - "Дайкири", сэр. Боже, Карш – возразил Хемингуэй - "в этот час дня!?"

Джордж Бернард Шоу (George Bernard Shaw), 1943

Леон Эдель, биограф Генри Джеймса, отметил, что “способ знакомства с людьми у Бернардо Шоу заключался в том, чтобы очаровывать их тем, что был очарован ими сам”. Шоу приехал, врываясь в комнату с такой энергией, как у молодого человека, хотя ему было почти девяносто лет. Его манера, его старческая близорукость с пронизывающим взглядом, его блестящее остроумие, и его колючая борода, все было так рассчитано, чтобы внушить мне страх; вначале это так и было. Он, очевидно, любил играть, и принял роль безобидного Мефистофеля и защитника дьявола. Он сказал, что я мог бы сделать хорошую фотографию, но не такую хорошую, как ту, которую он видел на недавнем званом обеде, где он мельком выглядывал из-за плеча его хозяйки, прекрасный портрет его самого: “Ужасную, вы понимаете, дьявольскую карикатуру, но абсолютно натуральную”. Он прошел мимо дамы, приблизился к своему изображению, и понял, что он смотрит в зеркало! Старик изучал меня насмешливо, чтобы увидеть, оценил ли я его маленькую шутку. Это был тот момент, когда я запечатлел его на своем портрете.