Глава пятая

ГЕОЛАМИНАРНЫЕ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ

“Великую перемену на земной повер­хности причиняют знатные наводнения и потопы, кои коль многократно случались гласят разные слои земные...Действия сих всегда соединено с земным трясением, или с нечувствительным и долговременным земной поверхности повыше­нием и пони­жением”.

М. В. Ломоносов

1. Проблема трансгрессий

Один из самых поразительных фактов, какие обнаружила геоло­гия в истории 3емли, заключается в том, что материки периодически затоп­ляются и осушаются.

Действительно, если обратиться к данным исторической геологии и проследить характер одновозрастных отложений на различных мате­риках, то обнаруживается удивительная синхронность затоплений и осушений на всей планете. Например, осадки франского века на Главном Девонском поле Русской платформы представлены мелковод­ными известняками с кораллами; в Курской и Воронежской областях – это синеватые глины и мергели с остатками трилобитов; в Заволжье франские отложения начинаются лагунной, так называемой доманико­вой фацией и завершаются открыто-морскими известняками.

Франские известняки описаны на Урале, в Сибири, Казахстане и в Тянь-Шане. В Западной Европе, к югу от каледонских складчатых сооружений франский век повсеместно представлен морскими отложе­ниями. В Бирме, в Китае, в Австралии и в Северной Африке мы находим франские известняки, а в Южной Африке в это время отложились песча­ники с волноприбойными знаками и остатками рыб.Наконец, в Северной Америке в франское время сформировались мощные свиты Дженнесси, Портедж и Хемунг с остатками брахиопод. Таким обра­зом, ясно, что франский век в истории Земли ознаменовался всеобщим затоплением материков.

Разумеется, геологи уже давно обратили свое внимание на эту всеоб­щую одновременность трансгрессий. Например, Ганс Штилле (Наns Stillе, I925) пришел к заключению, что характер эпейрогени­ческих движений часто имеет одинаковое направление в различных районах. Еще более определенно по этому вопросу высказался Уолтер Бечер (Walter Вuсhег, 1933), который утверждал,что главные движения береговых линий происходили на всех материках одновременно в сто­рону регрессии или трансгрессии.

Более современные представления по этому вопросу сформули­ровал С. Н. Бубнов (1960, стр. 200). В своей публичной лекции, прочи­танной в Московском университете осенью 1956 года, касаясь перио­дичности геологических процессов, С.Н. Бубнов сказал: “За исходную точку зрения я принимаю тот факт, что в послекембрийском развитии Земли существует несколько трансгрессий, распространявшихся на весь земной шар и соответствовавших общему погружению и затоп­лению материков”.

На протяжении всей обозримой истории геологии накопление осадков, а тем более затопление района, рассматривается как доказа­тельство его опускания.Такие погружения коры в мантию допускаются не только для отдельных районов, но, как видим, и для целых матери­ков. Между тем, если во времена Эли де Бомона, когда под земной ко­рой предполагалась жидкая пиросфера, ничто не мешало подобным погру­жениям, то в наши дни оно выглядит более чем странно.

Действительно, земная кора лежит на мантии Земли. Следова­тельно, в данном случае следует говорить не о погружении коры в мантию, а о ее вдавливании. Однако, подобное вдавливание невозмо­жно прежде всего потому, что для него не существует причин.По сов­ременным представлениям мы имеем мантию, которая является очень твердым шаром с толщиной стенок около 3000 км. На этом шаре лежит земная кора, которая в сто раз тоньше мантии и гораздо ее мягче. Изостазисты пытаются нас убедить в том, что эта гранитная плен­ка может вдавиться в мантию, потому что плотность данного yчacтка коры на сотые или десятые доли повышена относительно соседних участков, или такое вдавливание может произойти потому, что на данный участок выпадают осадки.То есть, выражаясь образно, участок коры вдавливается в мантию потому, что его посыпали песком.

Едва ли подобные предположения нуждаются в комментариях, если представить себе явление в его истинных масштабах. Однако, если бы и существовал процесс, способный вдавливать кору в ман­тию,то и в таком случае подобное вдавливание оставалось бы столь же невозможным, как вдавливание золотой монеты в стальной рельс.

Итак, данные современной геологии показывают, что, с одной сторовы, в истории Земли существовали одновременно глобальные зато­пления, а, с другой стороны, что эти затопления и осушения невозможно объяснить соответствующими опусканиями и поднятиями материков. Их также невозможно связать с изменениями количества воды в Мировом океане, коль скоро не существует такого процесса, который мог бы убирать из океана и возвращать в него такие огром­ные массы воды, какие необходимы для великих трансгрессий.

Великие затопления и осушения материков, которые непрерывно сменяют друг друга в истории Земли, могли происходить только в резуль­тате изменения площади поверхности планеты, то есть ее пуль­саций.

Сколь ни очевиден этот вывод, его разделяют далеко и далеко не все.

 

2. Что считать в геологии фактом?

В N2 Бюллетеня Московского Общества Испытателей Природы за 1973 год была опубликована, как нам представляется, очень важная для теоретической геологии статья А. Л. Яншина, в которой отрицается наличие мировых, то есть глобально-синхронных трансгрессий в исто­рии Земли. Автор полагает, что трансгрессии в одном районе плане­ты всегда совпадают во времени с регрессиями в других райо­нах.Такое важнейшее для геологии заключение делается на основании сводки палеогеографических карт. Причем, сами эти палеогеографи­ческие карты А. Л. Яншин рассматривает в качестве непреложных фактов, cовершенно сбрасывая со счета то обстоятельство, что в дей­ствительности они являются результатом достаточно  длинной цепи чисто умозрительных построений. Таким образом, в этой статье со всей возможной очевид­ностью обнаруживается чисто эмпири­ческий подход к познанию, о котором мы уже писали в первой главе.

Как эмпирик, А. Л. Яншин полагает, что для решения теоретичес­кой проблемы геологии ученому вполне достаточно свести в кучу все, что так или иначе было достигнуто до него. Ибо самым характерным признаком эмпиризма мы полагаем бездумное сведение наблюдений.

Однако, упуская то обстоятельство, что в данном случае в качес­тве первичных данных взяты палеогеографические реконструкции, А. Л. Яншин, вместе с тем, игнорирует все своеобразие геологии, где мы, по существу, лишены возможности наблюдать непосредственно те события, которые протекали миллионы лет назад, и потому вынужде­ ны гораздо более полагаться на силу мышления, чем это принято в иных, существенно эмпирических или экспериментальных науках.

Я был, конечно, польщен, прочитав у А. Л. Яншина в конце блиста­тельного списка таких имен, как Эмиль Ог, Ганс Штилле, Сергей Бубнов,­ Амадеус Гребо, Владимир Обручев и Михаил Усов, и свою фамилию.

Я согласен с А. Л.­­­­ Яншиным, когда он утверждает, что вывод о глоба­ль­ной синхронности трансгрессий был сделан упомянутыми выше авто­рами без достаточных фактических данных. И, как он пишет: “Многие, даже круп­ные ученые, становятся не естествоиспытателями, а естес­тво­законода­телями (I973, стр. 30).Таким образом, по мнению А. Л. Яншина, истиный ученый может быть только естествоиспыта­телем, но никогда естествозаконодателем, то есть только наблюдате­лем, а не мыслителем. Мышлению он явно отводит глубоко второстепен­ную роль – осмыслить то, что сами по себе дадут наблюдения. Вот это-то пренебрежение к мышлению, как мы полагаем, и является самой характерной особен­ностью эмпиризма.

Когда А. Л. Яншин обвиняет ученых “естествозаконодателей” в том, что они своим мышлением обгоняли наблюдения, он явно полага­ет подобное опережение наблюдения мыслью явлением недопустимым для истинных­­ ученых  –  то есть для ученых  “естествоиспытателей”.

Как известно, Фридрих Энгельс писал: “Если бы мы захотели ждать, пока материал будет готов в чистом виде для закона, то это бы значи­ло приостановить до тех пор мыслящее исследование, и уже по одному этому мы бы никогда не получили закона” (1948, стр. l93).

Исходя из этого энгельсовского положения, мы говорим – да, гео­логи, которые еще в прошлом веке утверждали наличие мировых транс­грессий, забегалu мыслью вперед наблюдений. Но подобное забегание вполне естественно для нормального ученого. Постраемся найти ему подтверждение. А. Л. Яншин, напротив, полагает такое забегание явле­нием ненормальным, отрицательным. Таким образом, в данном случае столкнулись две противоположные точки зрения на подход к познанию. А. Л. Яншин выражает ту точку зрения, которая в познании приемлет только наблюдения. Осмысливание этих наблюдений он относит на второй план. Если выражаться образно, то его рекомендации сводятся к призыву: ”Иди за тем, что получается из наблюдений!”

Мы же полагаем, что без мышления, опережающего наблюдения, не может быть и никаких наблюдений. То есть что в познании мышление, а не наблюдение, играет решающую роль.Это последнее положение в геологии, как нигде более, важно. Если бы прав был А. Л. Яншин, то мы никогда бы не разобрались в истории нашей планеты,  ибо нико­гда не сможем наблюдать непосредственно события этой истории, например, такие, как великие трансгрессии. Особенность нашей на­уки именно в том и заключается, что геолог всегда стоит перед бездной времени, которую можно преодолеть только силой разума, но отнюдь не силой наблюдений. Поэтому человеку, который пытается стоять на “твердой почве” наблюдений, отказав в ведущей роли разума в познании, в геологии, по крайней мере, делать нечего.

А. Л. Яншин, однажды приняв, прямо скажем, без всяких оснований, что один район земной поверхности опускается, и он переживает зато­пление, а другой район этой же поверхности должен в то же время пережи­вать поднятие и поэтому осушение. Приняв все это, он попытался от­­разить подобную точку зрения в своей статье, при этом ни мало не заду­мываясь о том, насколько доказательны те соображения, которые лежат в основе доводов, которые он приводит в качестве фактов.

С каким жe оружием выступил А. Л. Яншин против права ученого обгонять своей мыслью наблюдения – то есть против права ученого мы­слить? От всякого чисто эмпирического доказательства мы, естественно, требуем полноты данных. То есть, в данном случае, даже если не гово­рить о достоверности этих данных, мы ждем полного охвата данных по всей планете. А между тем, такие участки планеты, как оледенелые Антарктида и Гренландия, как затопленная часть материковой окраины – материковая отмель – недавнее затопление ко­торой признает и А. Л. Яншин, из его данных выпадают. Таким образом, около четвертой части поверхности Земли из данных А. Л. Ян­шина выпа­ли. Это, так сказать, количественная оценка его данных. Теперь если по­смотреть на их качественную достоверность, то oнa содержит утвержде­ние, которое принято вместе с палеогеографическими картами, что синхронность событий в двух удаленных точках  выводится из сопоста­вления имеющихся в них органических остатков. Но неизбежен вопрос – а насколько подобное сопоставление достоверно? Насколько точно можно датировать события на Земле по развитию органического мира? Ведь при подобном подходе к органическим остат­кам получается перестановка местами причины и следствия. Получается,что некое событие произошло потому или тогда, когда органический мир достиг определенной стадии развития. А ведь это заведомо неверно, ибо не потому произошло событие,что органичес­кий мир достиг определенной стадии развития, а, наоборот, органичес­кий мир достиг определенной стадии развития потому, что происходили некоторые события. И самое главное в данном случае, как можем мы определить уровень развития органического мира в тот или иной момент истории Земли? Для решения этой задачи мы должны достаточно точно знать историю органического мира – каждого его вида. А этой  историей, практически, никто не занимается. По крайней мере, после трудов В. А. Ковалевского мы не знаем трудов по истории видов. Иначе говоря, палеонто­логия не имеет никакой теоретической базы.

И представление о синхронности развития органического мира, ко­торое лежит в основе палеонтологического метода синхронизации собы­тий, фактически не имеет никаких доказательств. А новые факты, сообще­ния о которых все чаще появляются в печати? Достаточно вспомнить о кистеперой рыбе, которую палеонтологи всегда считали давно вымер­шей и которую обнаружили живущей в наши дни.Нам представляется,что уже этот случай дискредитировал представление о синхронности раз­вития органического мира. Около тридцати лет назад Н. М. Страхов в сво­ем Курсе Исторической Геологии писал о том что на Западном склоне Урала и в Приуралье в 80-90 г.г. Ф. Н. Чернышевым и А.П. Карпинским выделены толщи: известняки Уфимского плато с фауной брахиопод, кораллов, мшанок, фузулин, морских лилий и др., которую отнесли к верхнему карбону. Восточнее Западного склона Урала была выделена толща глинистых сланцев под названием Артинского яруса, содержащая остатки гониатитов и пелеципод, которая была определена как нижне­пермская. В дальнейшем, при поисках нa нефть, были произведены работы, которые позво­лили проследить обе эти толщи, однако, при этом оказалось,что они­ переходят друг в друга по простиранию –то есть, что они одновозраст­ны.Это фаунистическое несоответствие в возрасте Н. М.Страхов пыта­ется объяснить следующим образом: ”Кроме того аммониты, как быстро эволюционирующая ветвь, были представлены уже нижнепермскими фор­мами, тогда как кораллы, брахиоподы, мшанки, криноидеи, водоросли (на западе) в силу медленности своего развития сохранили еще в основ­ном облик и состав фауны верхнего карбона (1948, стр. 30).

Таким образом, Н. М. Страхов хочет объяснить это фаунистическое несоответствие гипотезой о том, что аммониты на десять миллио­нов лет обогнали в своей эволюции другие виды. Разумеется, Н. М. Страхов ничего не может сказать о том, как эта быстрота эволюции аммонитов (или любых других видов) влияет на корреляцию разрезов. С нашей точ­ки зрения, сущность явления достаточно понят­на. Ибо Урал есть шов, по которому в конце палеозоя Европа сочленилась с Азией. При подо­бном сочленении и могли возникнуть самые неожиданные сочетания фаун. Однако, из этого ясно и другое, а именно, сколь надежен критерий палеонтологической синхронизации. Во всяком случае ясно, что развитие фаун не было cинхронным.

Эта асинхронность развития жизни на Земле исключает непогре­ши­мость в синхронизации событий по данным палеонтологии.

Рассмотрев основные проблемные вопросы палеонтологического метода синхронизации, Е. A. Скобелин (1971) приходит к выводу об огра­ниченности его возможностей, необходимости контроля и корректиров­ки получаемых с его помощью результатов другими методами по целому ряду причин:

1. Ограниченность палеонтологического содержания большей части разрезов.

2. Даже тождество ископаемых фаун не дает абсолютной уверенности в синхронности вмещающих их пород (особенно в разрезах, значительно удаленных друг от друга), поскольку это тождество может иметь чисто фациальную природу (гомотаксис).

3. Проблема вида, существующая в современной биологии, в палеонто­логии практически неразрешима. При узком понимании вида его обычно не удается выделить никому, кроме авторов. Широкое понимание вида, как правило, исключает возможность его применения для син­хронизации разрезов.

4. Эндемичность органического мира, неизбежно возникающая в разо­бщенных районах, при крайней малочисленности космополитных форм.

5. Реккуренция – повторение в разрезе сходных фаун явно различного возраста.

6. Возможность вторичного переотложения органических остатков.

7. Возможность длительного сохранения реликтовых фаун в отдель­ных обособленных участках.

Е. А. Скобелин считает спорово-пыльцевой метод наилучшим для син­хронизации. Действительно, споры и пыльца переносятся на очень боль­шие расстояния, не зависят от фаций. Но, вместе с тем, они весьма склон­ны к переотложению.

Люди, по складу ума склонные к обобщениям (по этой причине А. Л. Яншин и назвал их “естествозаконодателями”), всегда ищут в явле­ниях природы черты сходствa, кoтopoе позволило бы их объединить. При этом в случае обнаружения явления, которое не укладывается в принятый закон, ученый предполагает ошибку в интерпретации наблю­дения и, если его закон был верен, при проверке наблюдения он обнаружи­вает новые детали, которые позволяют ему воспринять явление природы во всей его сложности, отличающейся от схематического построения, на которое... увы, только и способен человеческий ум.

Второй тип ученых, нужно сказать, самый распространенный и пото­му наиболее влиятельный, в явлениях природы всегда ищет черты разли­чия. Поэтому у этого типа ученых, которых мы называем эмпириками, нет фактически никаких критериев для оценки результатов наблюде­ния. Они приемлют все наблюдения, как равновероятные, полагая при этом всякую найденную закономерность несущественной для познания, шаткой. Ибо для этих ученых, которых А. Л. Яншин называет “естествоиспытате­лями”, научное, познавательное значение имеют только наблюдения, однако, при этом, пользуясь своим влия­нием, они закрывают единственный путь к подлинному познанию.

Уже из этого сопоставления двух различных подходов к познанию вытекает сложность вопроса о том, что ,собственно говоря, мы можем в геологии называть фактом? Очевидно, первичным наблюдением, первич­ным фактом в геологии следует считать геологический разрез. Однако, смысл этого разреза, как бы он ни был изучен, всегда связан с его интер­претацией. Поэтому необходимо признать, что первичным фактом в гео­логии является верно интерпретированный разрез. Это, совершенно убийственное для эмпирика заключение о наличии интерпретации в са­мом первичном факте геологии, вызывает у многих ученых отвращение; некоторые из тех, кто сумел понять это обстоятельство, даже объявили гео­логию не наукой. Чрезвычайно интересно, каково же их представление о том, что является наукой? Под наукой эмпирики понимают нахождение некоей формулы, с помощью которой они могут решать любые вопросы дан­ной области без всяких размышлений. И вот именно в понимании “наука – не наука” и проявляется вся сущность эмпиризма –  изгнание мышления! Борьба с мышлением. Мысль, как им представляется, мешает им спокойно собирать в кучу наблюдения до тех пор, пока, во­преки Энгельсу, из их сборов вдруг однажды не родится закон.

Нам же представляется, что именно наличие интерпретации, то есть – мышления, в первичном факте геологии и делает ее одной из ведущих наук – полем деятельности человеческой мысли в ее стремлении к познанию.

В геологии всякое наблюдение требует высокого уровня мышления. Для верной интерпретации разреза рецепта дать невозможно, ибо каж­дый разрез индивидуален. Наблюдая геологический разрез, геолог оказывается всегда один на один с природой. Он должен ее понять, исполь­зуя для этой цели все, что достигнуто естествознанием. Поэтому совсем не случайно  Альберт Эйнштейн признавал, что самостоятельному мышле­нию его научил именно геолог – Фриц Мюльберг.

Если бы утверждение Джона Бернала об идейном застое в геологии отвечало действительности, то этот застой относился бы ко всему естест­вознанию. Ибо, в конце концов, геологический разрез – это ­­камень, на кото­ром не только оттачиваются, но и испытываются все достижения человече­ской мысли. Или можно сказать, что мы знаем о законах природы ровно столько, сколько мы знаем об истории нашей планеты.

Итак, мы пришли к представлению, что мы не имеем возможности ни наблюдать, ни смоделировать события, которые имели место в исто­рии планеты. Однако, в нашем распоряжении имеется еще одно средство для установления некоторых событий в истории планеты.Некоторые из этих событий мы можем непосредст­венно наблюдать – это те события, которые происходят в наше время, на наших глзах. Прошло полтора века с тех пор, как Чарльз Лайель ввел в геологию сравнительно-исторический метод исследования. Этот метод получил широкое применение при  реше­нии генетических вопросов литологии. Однако, в геотектонике при решении общетеоре­тических проблем геологи, как правило, предпочитают оперировать собы­тиями далекого прошлого, не делая попытки оценить их в свете тех дан­ных, какие дает современный этап развития Земли. Нельзя сказать,чтобы никто из тектонистов не пытался применить сравнитель­но-исторический метод в геотектонике. Например, Уолтер Бёчер (Waltеr Bucher, 1933) начинает изложение своей гипотезы пульсаций с анализа со­временного рельефа и, принимая во внимание,что речные долины на про­тяжении четвертичного периода непрерывно врезались в материки, он делает вывод о современной диастолической фазе пульсаций.

Однако, недостаточное внимание тектонистов к такому мощному до­казательству, как наблюдаемые явления в истории планеты, все же имеет место.

По-видимому, это связано с недостатком сведений о новейших дан­ных по истории планеты, как, скажем, четвертичная геология предста­вляла собой до последних дней в значительной степени собрание гипотез, очень мало проверенных. Однако, в последние годы, когда был открыт ра­диоуглеродный метод определения абсолютного возраста, и стали использоваться эхолоты при океанических наблюдениях, четвертичная геоло­гия заметно выросла.

3.  Проблема оледенения

Анализируя события, которые имели место на последнем этапе раз­вития Земли, мы, конечно, не можем не коснуться главной проблемы это­го этапа – проблемы четвертичных оледенений. С тех пор, как П. А. Кропоткин блестяще аргументировал четвертичное оледенение Европы, оно постоянно привлекает внимание исследовате­лей самых различных направлений. Мартин Шварцбах (1955) в своей сводке о климатах прош­лого отмечает, что относительно причин оледенений было высказано бо­лее пяти­десяти различных предположе­ний, но, по его мнению, “ни одна из этих многочисленных гипотез не решает проблемы климата до конца, и до нас­тоящего времени кажется почти безнадежным постигнуть тайну оледене­ний”.

На пути исканий в решении проблемы оледенений наметилось два взаимоисключающих направления. Первое из них стремится найти реше­ние во внутриземном, то есть, тектоническом процессе; второе, напротив, обращает внимание всецело на внеземное, космическое  воздействие на климат Земли. Представители тектонического направления целиком и пол­ностью исходят в своих суждениях из каменной летописи Земли, не вдава­­ясь, впрочем, в решение вопроса о происхождении тех тектонических дви­жений, которые влияют на климат, и потому это направление можно наз­вать эмпирическим.

Представители же космического направления экстраполируют наблюда­емые кратковременные процессы на миллионы лет в прошлое или привле­кают такие мало изученные явления природы, как темные туманности, для решения проблемы оледенений, при этом явно недооценивая, что каменная летопись Земли является единственным источником све­дений о прошлом нашей планеты, то есть, эта летопись является единственным критерием оценки гипотезы оледенения. Поэтому космическое направ­ление можно назвать умозрительным.

Одной из первых космических гипотез оледенения, которая много лет оставалась в центре внимания, является гипотеза В. Кеппена и А. Вегенера (W. Koрреn, А. Wеgеnег, 1924). По мысли этих авторов, изменения в количе­стве солнечной энергии, поступающей на Землю, в чем они видят решаю­щую и единственную причину изменения климата, связаны с изменениями в элементах движения Земли. При этом предполагается, что похолодания и оледенения наступают в тех случаях, когда наиболее отвесное положе­ние земной оси относительно плоскости ее орбиты совпадает во времени с ее наибольшим эксцетри­ситетом.

Принимая эту гипотезу, очевидно, следует предполагать, что та­ко­го рода процессы должны повторяться непрерывно с периодом в десят­ки тысяч лет. А между тем каменная летопись Земли показывает, что меж­ду эпохами оледенений существуют огромные перерывы, которые пo сво­ей продолжительности в десятки раз превосходят продолжительность ледниковых эпох.

Другая группа астрономических гипотез выводит изменения кли­мата Земли из положения Солнечной системы на галактической орбите.Так, Ф. Нельке (F. Nolke, 1909) связывает оледения с пересечением Солнеч­ной системой темных туманностей. Несколько позже Г. Шепли высказал предположение, что Солнце является переменной звездой. А так как замечено, что вблизи темных туманностей переменные звезды  изме­няют свою активность, то Г. Шепли (H. Shaр1еу,1921),а затем К. Гимпель (К. Нimреl,1947) сделали третье предположение, что именно эти изменения активности Солнца (вблизи темных туманностей) и являют­ся причиной оледенений.

Здесь, прежде  всего, необходимо отметить, что, к сожалению, тем­ные туманности остаются пока темными во всех смыслах этого выразительно­го слова, и потому едва ли наше понимание причин оледенения существенно обогатится, если мы одним непонятным явлением будем объяс­нять другие, еще менее ясные явления.

Такие далекие экстраполяции позволяют наметить лишь крайне схе­матизированные построения, которые совершенно не соответствуют слож­ной картине реального природного процесса. Если пересечением темных туманностей еще можно как-то объяснить возникновение ледниковых эпох, то возникновение отдельных оледенений в границах этих эпох остается уже необъяснимым. Чтобы заполнить столь очевидный пробел в сужде­ниях астрономов, Л. С. Берг указал на клочковатое строение поглощающих ту­манностей. Однако, это указание Берга не спасает гипотезу, потому что геологические данные выявляют совершенно определенную периодич­ность оледенений, которую невозможно связать с беспорядочным скоплением клочьев туманностей на солнечном пути. И главное, если бы даже удалось выявить такую связь, то и тогда остались бы совершенно необъяснимыми стадии настyплений и отступлений ледника, не говоря уже о более короткопериоди­ческих осцилляциях края ледника.

Таким образом, анализ гипотезы темных туманностей показыва­ет, что она не отвечает ни на один из тех вопросов, какие перед нами ста­вит геологический разрез четвертичных отложений.

Около двадцати лет тому назад гипотеза космического происхожде­ния оледенений получила новое выражение в работах советских геологов Г. П. Тамразяна (1954,1959) и Г. Ф. Лунгерсгаузена (1956). То обстоятель­ство, что эту гипотезу приняли геологи, определил несколько иной подход к вопросу. В отличие от своих предшественников они попытались рас­смотреть влияние космоса, не отрываясь от Земли. Проанализировав су­ществующие данные по ледниковым эпохам, Г. Ф. Лунгерсгаузен пришел к заключению, что эти эпохи повторяются в истории Земли через 180-200 млн. лет, то есть связаны с периодом, который соответствует галак­тическому году. Он пишет: ”Кажется очевидным, что перемещение Сол­нечной системы из внутренних, насыщенных звездными мирами частей Галактики, во внешние разреженные о6ласти, так же как движение в об­ратном направлении, должно находить отражение в режиме солнечной радиации и (косвенно) в активности процессов, протекающих как в воздуш­ной и жидкой оболочках Земли, так и внутри земной коры и в подкоровых массах.”

Эту мысль о связи геологических процессов с космосом еще более четко высказывает Г. П. Тамразян, который свел эти данные в таблицу (рис. 40), из которой видно, что трансгрессии и регрессии, фазы тектоге­неза, оледенения и этапы развития жизни на Земле совпадают во време­ни с определенными положениями Солнечной системы на галактичес­кой орбите. Этот чрезвычайно важный факт, безусловно, нельзя игнориро­вать при обобщениях геологических данных. Однако, когда Г. П. Там­разян связывает эпохи оледенений с пересечением темных туманнос­тей, а Г. Ф. Лунгерсгаузен – с удалением Солнечной системы от ядра галак­тики, оба они рассматривали только непосредственное воздействие космоса на климат Земли. Геологические процессы, при этом, у них не приним­­ают участия. Поэтому приходится приз­нать,что как это ни парадоксаль­но, но именно Г. П. Там­­­­разян и оказался первым из авторов, кто игнори­ровал связь геологических процессов с космосом, показанную в его собствен­ной таблице.

Таким образом, Г. Ф. Лунгерсгаузен и Г. П. Тамразян не миновали глав­­ной ошибки космического направления в решении проблемы оледенений, которая  заключается в стремлении связать изменение климата Земли толь­ко с солнечной активностью при полном игнорировании тех его из­мене­ний, которые связаны с внутриземными процессами.

Количество тепла, поступающего на Землю, определяется так назы­ваемой солнечной постоянной. Вторая половина этого термина далеко не случайна. Как пишет В. Г. Фесенков (1947): ”До сих пор нет бесспорных данных в поль­зу того, что изменения солнечной постоян­ной превосходят предел точности, допустимой лучшими современными приборами”. Вме­сте с тем известно, что по меньшей мере на протяжении последнего столе­тия происходит повсеместное потепление.Таким образом, в настоящее вре­мя при неизменности солнечной постоянной климат Земли изменяется.

Сторонники всесилия солнечной радиации для определения климата Зе­мли пытаются это объяснить тем, что разогревание атмосферы связано с действием ультрафиолетовых лучей, интенсивность которых колеблется гораздо сильнее, чем солнечная постоянная в целом. Эти лучи очень силь­но влияют на иониэацию атмосферы, вызывая так называемый тепличный эффект. Нужно сказать, что за тот короткий отрезок времени, на протяже­нии которого изучается степень ионизации атмосферы, выявить направлен­ность этого процесса было невозможно, и уже потому подобные рассужде­ния остаются вполне гипотетическими.

Огромное значение солнечной радиации для земного климата не мо­жет вызывать сомнений, но необходимо иметь в виду, что единственный путь к достоверному решению проблемы оледенений лежит через изуче­ние геологических разрезов. Иначе говоря, проблема оледенений решаема ровно настолько, насколько существенными для земного климата являют­ся геологические процессы. Поэтому важнейшим вопросом для решения проблемы оледенений представляется вопрос о том,  могут ли геологичес­кие процессы привести к оледенениям без изменения количества солнечного тепла, поступающего на Землю?

Если бы климат Земли всецело зависел от количества солнечного те­пла, то самыми холодными районами планеты были бы те, которые получа­ют минимум этого тепла, то есть, полюсы. Между тем, северный полюс холода не совпадает с географическим полюсом – он смещен на две тысячи километров к югу в пределы величайшего материка.

В. В. Шулейкин (1940) подсчитал, что количество калорий тепла, по­лучаемого в год на квадратный сантиметр составляет:

в Карском море

От тепловой радиации Солнца.....................33700

От теплого течения из Атлантики.............38000

От воды рек.....................................................4000

При образовании льда...................................11000

Всего около 87000

в Черном море

От тепловой радиации Солнца.................... 82000

От теплообмена между воздухом и водой...11000

Всего 93000

Таким образом, общее количество тепла, получаемого этими морями, почти одинаково, несмотря на то, что Черное море на три тысячи кило­метров южнее Карского моря. Но в Черном море количество тепла от сол­нечной радиации достигает 82%, а в Карском море оно составляет 38%. Около половины тепла, поступающего в Карское море, связано с прив­носом его течениями и реками. Приведенные данные показывают, какое огромное значение имеют для климата морские течения. Не случайно П. П. Лаэарев (1926, l928) в сотрудничестве с В. Б. Дерягиным моделировали морские течения в прошлые геологические эпохи и показали их огромное значение для климата  планеты.

Соотношение суши и моря всегда привлекало внимание геологов при объяснении прошлых климатов Земли. Еще Чарльз Лайель в своих “Основах геологии” рассматривал изменения климата в связи с измене­нием степени континентальности. Однако, первым из геологов, кто связал четвертичные оледенения с регрессиями, был И. Д.­ Лукашевич (1915), в дальнейшем эту идею развивали многие геологи,та­кие как Ф. Енквист (F. Enquist, 1915), Е. Хантингтон, С. Вишер (E. Huntington, S. Vishег,1922) и Ф. Цейнер (F. Zеunег,1945).

Таким образом, те большие перерывы между ледниковыми эпоха­ми, которые не укладываются в гипотезу Кеппена и Вегенера, легко объяс­нимы регрессиями, то есть, тектоническими движениями. Однако, предс­тавления Лукашевича и других сторонников регрессивного происхождения оледенений не могли объяснить короткопериодические изменения климата, о которых свидетельствуют стадии и осцилляции края ледника.

Недавно К. К. Марков (1967) предложил новую гипотезу оледене­ний. Отметив, как и Бечер, что наиболее древними речными террасами являются и наиболее высокие, и что существуют переуглубленные речные долины, которые врезаны в континенты на сто метров ниже современно­го уровня океана, К. К. Марков приходит к заключению о поднятии всех ма­териков в верхнем кайнозое на 600 м. Поскольку в тропосфере температу­ра понижается с высотой на 0.60 на каждые 100м повышения, то подобное поднятие материков на 600м могло обеспечить понижение средней тем­пературы на 3.60, что соответствует тому понижению температуры, кото­рое необходимо для оледенений. Вместе с тем, К. К.  Марков полагает, что высокое положение морских террас, в частности, четвертичных террас Средиземного моря, указывает на четвертичную регрессию океана. Оба эти одновременно протекавшие процесса – регрессия моря и поднятие материков – определили ледниковую эпоху.

Оценивая эту гипотезу, прежде всего необходимо отметить, что, как теперь ясно, понижение температуры с высотой есть явление аномальное. Ибо планетарная термическая закoнoмeрнoсть заключается в понижении температуры от периферии к центру планеты. И подобное поведение тем­пературы непосредственно вытекает из поведения теплоемкости веще­ства, которая повышается от периферии к центру планеты. Аномальное поведение температуры в тропосфере связано с прогреванием земной по­верхности Солнцем. Поэтому, если материки действительно поднимаются, то долж­на соответственно подниматься и верхняя граница тропосфе­ры, и потому никакого охлаждения материков от подобного поднятия не может про­ис­ходить. Совершенно не касаясь вопроса о pитмичности материковых оле­денений, которая отражена в разрезах четвертичных отложений, К. К . Мар­ков отмечает, что для горных ледников его гипотеза исключает ритмич­ность и требует непрерывного похолодания. B связи с этим он подвергает сомнению ритмичность горных оледенений на том основании, что межледнико­­вые отложения наблюдаются только в межгорных впадинах и не обнару­живаются на горах. Нужно сказать,что предположение о колебаниях кли­мата в межгорных впадинах, которое не отражается в го­рах, настолько странно, что не требует каких-либо комментариев.

Современный этап в изучении оледенений начинается с 1946 года, когда Уиллард Либби установил, что в умершем организме после прекра­щения процессов обмена происходит непрерывное обеднение радио­активными изотопами углерода в результате их распада. Поскольку скорость этого процесса известна, удалось разработать радиоуглерод­ный метод определения воз­раста отложений.

Применение радиоуглеродного метода позволило решить целый ряд вопросов четвертичной геологии. Прежде всего, была выяснена история отступления последнего оледенения на территории Северной Америки. Ричард Флинт (Richаrd Flint,1951), используя радиоуглерод­ные данные, установил, что 25000 лет назад покров­ное оледенение охватывало штаты Огайо, Индиану, Иллинойс; 18000 лет назад ледник достигал р. Мис­сисипи, а 8000-8500 лет назад ледник находился уже за пределами Великих озер. Используя те же данные, Ганс 3юсс (Н. Suеss,1954) при­шел к заключению, что при отступлении Висконсинского ледника его максимальное продвижение на юг имело место 18000-19000 лет назад.

Применение радиоуглеродного метода позволило коррелировать лед­никовые отложения различных регионов. Так, Еза Хююппя (Е. Нуyрра, 1955) увязал позднеледниковые отложения Европы и Америки, а Мария Гомбек {M. НоmЬеk, I954) установила,что эпохам оледенений в высоких широ­тах соответствовали плювиальные эпохи в тропиках. Таким образом, бы­ло показано, что в эпохи оледенений существенно изменялся климат на всей планете.

Совершенно новые данные об отступании последнего оледенения были получены и чисто геологическими методами.При  работах по про­кладке газопровода в северо-западной части СССР был получен неп­рерывный разрез позднечетвертичных отложений от Финляндии до Вал­дайской возвышенности. Изучение этого разреза привело А. А. Алей­никова (1957) к заключению, что моренный горизонт является прерывис­­тым и состоит из стадиальных горизонтов, которые чешуйчато заходят один на другой (рис. 41) . Он выделяет две стадии отступания ледника, которые называет Лужской и Невской. При этом он полагает, что надви­нувшийся ледник отложил нижнюю морену и отступил. После некоторо­го промежутка времени произошло второе наступление ледника, который при своем отступлении отложил верхнюю морену. Верхняя стадиальная морена состоит из нескольких полос или комплексов, которые А.А. Алей­ников называет осцилляциями края ледиика, объясняемыми им как результат соответствущих колебаний климата.

Такая точка зрения , несомненно, увязывается с результатами радио­углеродных данных. Так, по данным Е. Диви и Р. Флинта (Е. Deеvеу, R. Flint,1957) применение радиоуглеродного метода определения абсо­лютного возраста пород на Аляске и в Британской Колумбии, позволило выявить колебания климата с периодом флуктуации около одной ты­сячи лет.

Весьма интересные данные в связи с применением радиоуглерод­но­го метода получены по горным ледникам. Однако, наилучшая сходи­мость результатов получается только по самым молодым послеледнико­вым образованиям. Это обстоятельство, по-видимому, связано с погрешно­стями самого метода определения абсолютного возраста. Радио­углеродный ме­тод, как и все другие методы определения абсолютного возраста, содер­жит определенную погрешность. Эта погрешность, выраженная в процен­тах, не зависит от возраста образца, но в абсо­лютном выражении величи­на этой погрешности становится прямо пропорциональной возрасту образ­ца. Поэтому, когда мы пытаемся выя­вить повторяемость короткопериодических событий, где период соизмерим с размерами погрешности метода, то прослеживание этого события в глубину веков становится весьма ограниченным.

Вероятно, именно это обстоятельство и определило хорошую схо­димость возраста для пород, возраст которых не превышает четырех ты­сяч лет. Поэтому для выяснения короткопериодических колебаний клима­та мы принимаем во внимаиие только такие, которые укладываются в по­следние четыре тысячи лет.

В этом вопросе чрезвычайно интересна работа Р. Бишеля (R. Веschel, 1961), который изучил конечные морены в Альпах и в Западной Гренлан­дии. Он установил, что за последние четыре тысячи лет колебания края ледника в этих удаленных районах были строго синхронны. Наступления ледников имели место четыре тысячи лет назад, 2500 лет назад и в ХVII-Х1Х веках.

Д. Бирман (J. Н. Вiгmаn,1964) установил в горах Калифорнии следы восьми наступлений ледника. Три последние активизации ледника укладыва­ются в промежуток времени в четыре тысячи лет. Сопостав­ление этих данных с теми, что были получены различными авторами для горных ле­дников Колорадо и Скалистых гор, показало полное совпадение. Для всех этих районов последняя стадия наступления падает на интервал ХVII-ХIХ веков.

Сведения о поведении горных ледников Скандинавии содержатся в работе Г. В. Альтмана (1961), который отмечает активизацию ледников 2500 лет назад и в ХVII-Х1X веках.

Наиболее древнюю морену Патагонии К. Хейсер (C. Heussег, 1960) определяет 4000-5000 лет, а самую молодую датирует ХVII-Х1Х века­ми.

Все эти данные привели Е. В. Максимова (1966) к заключению, что активизация ледников земного шара в ХVII-ХIХ веках (так называемая “малая ледниковая эпоха”) не подлежит сомнению. Он отмечает также, что предыдущее похолодание устанавливается в VI-VIII веках. Все суще­ствующие данные по развитию горных ледников, в том числе и собственные наблюдения за ледниками Восточного Саяна, Е. В. Максимов свел в таблицу (рис. 42). В этой таблице, кроме данных по ледникам, приведены сведения о состоянии ледниковых болот, колебаниях уровня океана и увлажнения Сахары. Все эти данные, по мнению Е. В. Максимова, свиде­тельствуют о существовании ритмов активизации горных ледников с периодом 1800-1900 лет.

Однако, с таким заключением о размерах периода ритмов очень трудно согласиться уже потому, что из таблицы самого Е. В. Максимо­ва видно, что на последние пять тысяч лет приходится четыре активиза­ции ледников, которые имели место в ХVII-ХIХ веке, в VI-VIII веке, в пятом веке до нашей эры и около 4000 лет назад.Таким образом, приве­денные данные позволяют сделать вывод, что период этих колебаний кли­мата составляет одну тысячу двести пятьдесят лет. То есть совершенно так, как это получается у Е. Диви и Р.  Флинта для матери­кового ледника Северной Америки.

Итак, в изменениях земного климата не может быть сомнений. На существующем уровне знаний можно выделить четыре порядка ритмов:

Ритмы первого порядка – от одной ледниковой эпохи до другой  с периодом 180-200 миллионов лет.

Ритмы второго порядка – от одного оледенения до следующего – с периодом около 250000 лет.

Ритмы третьего порядка, отражащие стадии ледниковой деятельно­сти, с периодом около 20000 лет.

Ритмы четвертого порядка, отражающие осцилляции края ледника, с периодом в 1250 лет.

Еще в начале нашего века выдающийся климатолог А. И. Воейков (1902) пришел к заключению, что главным фактором в изменении клима­та является изменение поверхности Земли. В настоящее время значение это­го фактора и, в частности, значение степени континентальности для клима­та доказано бесспорно.

Наиболее полная оценка значения степени континентальности для климата содержится в книге английского климатолога Ч. Брукса (1952), который показал, что вода, отличающаяся значительной теплоемкос­тью, является терморегулятором атмосферы, этаким  глобальным калори­фером, который выравнивает температуры на различных широтах. При этом увеличение площади суши в высоких широтах приводит к пони­жению среднегодовой температуры, а в низких широтах к ее повышению. И, наоборот, уменьшение площади суши в высоких широтах приводит к повышению температуры, а в низких широтах оно сопровождается пони­жением температуры. Ч. Брукс подсчитал величину изменения среднегодо­вой температуры на различных широтах при уменьшении площади суши на 10% и получил следующие данные:

широта                  0     10~     20°                30°      40°      50°     60°  70°    80°

приращение

температуры -3,5 -3,3    -2,7           -1,7      -0,6  +0,6   +1,7  +2,7­  +3,3

Нужно скаэать, что колебания температуры в связи с изменением степени континентальности, которые получил Ч. Брукс, имеют решаю­щее значение для объяснения оледенений , так как считается, что пони­жение средней температуры на два – три градуса может обеспе­чить начало оледенения.Это последнее заключение связано с тем, что воз­никновение самого незначительного ледяного покрова уже приводит к прогрессивному похолоданию, так как ледяной покров обладает высокой отражательной способностью. Лед отражает 80-90% солнечного тепла, а остальные 10-20% он погло­щает при частичном таянии.

Исходя из этих данных, Ч. Брукс подсчитал, что если температура на полюсе будет чуть выше точки замерзания морской воды, и произойдет понижение январской темпера­туры на 0,30, то без вмеша­тельства каких-нибудь других причин может образоваться ледяной щит радиусом 3000 км, что дает окон­чательное понижение температуры на 250.

Свое заключение о пони­жении температуры в высоких широтах при увеличении сте­пени континентальности Ч. Брукс изобразил графически (рис. 43), из которого видно, что изме­нение температуры в зависимости от увеличения размеров суши, расположенной на широте б0°, приводит к тому, что ее летняя температура повышается, однако, зимняя темпера­тура при этом понижается гораздо интенсивнее, и потому происходит понижение общей среднегодовой температуры.

Такой вывод до известной степени подтверждается непосредст­венными наблюдениями. Если проследить поведение летних и зимних температур к востоку от Европы в пределы Евразии, то можно обна­ружить, что летние изотермы слабо отклоняются к северу, в то время как зимние изотермы сильно отклоняются к югу.

Итак, в свете современных данных идеи геологов, которые связы­вают оледенения с регрессиями, приобретают определенную теоретиче­скую и фактическую весомость. Достаточно вспомнить, что основопо­ложник этой идеи И. Л. Лукашевич (1915) обратил особое внимание на то, что при регрессиях и оледенениях охлаждение было особенно резким в высоких широтах, а в низких широтах, как он полагал, оно проявилось слабо. Таким образом, по Лукашевичу похолодание в высоких широтах происходило при наличии достаточно теплых океанических вод. Именно это обстоятельство, по его мнению,  дало достаточное количество осадков для образования мощного ледяного покрова в плейстоцене.

Изложенные данные позволяют сделать вывод о том, что транс­грес­сии и регрессии моря могли обеспечить такие изменения климата, какие необходимы для возникновения оледенений и межледниковых потеплений.

Вместе с тем, как справедливо отмечает М. Шварцбах (1955), “трудным вопросом, с точки зрения гипотезы рельефа, является много­кратность оледенений, ибо многократные более или менее одновре­мен­ные поднятия обширных областей и аналогичные процессы мало вероятны”.

Действительно, аналиэ современных данных привел нас к предс­­тавлению о четырех порядках ритмики в развитии оледенений. Из них только ритмы первого порядка с периодом 180-200 миллионов лет соответствуют ритмам великих регрессий или геократических эпох. Ритмы в 250000 лет, 20000 лет и, тем более, тысячелетние ритмы не укладываются в существующие представления о времени трансгрессий и регрессий. Эти данные показывают, что полное решение проблемы оледенений возможно на этом пути только в том случае, если удастся обнаружить в истории Земли достаточно короткопериодические трансгрессии и регрессии.

4. Проблема  подводных  долин

Вторая половина нашего века в истории геологии ознаменовалась широким развитием изучения морского дна. Этот этап в развитии наук о Земле принес много неожиданного. В результате этих исследований существенно изменились наши представления не только о характере осадков, покрывающих морское дно, но и о его геоморфологии. Однако, по-видимому, наиболее поразительными и загадочными оказались подводные долины, которые пересекают окраины материков.

“Можно полагать, – пишет Жак Буркар (1953),– что эти замеча­тельные формы рельефа были известны уже давно, но особое внима­ние было на них обращено впервые Эдвардом Зюссом в связи с исследо­ва­ниями долины Как-Бретон в юго-восточном углу Бискай­ского залива. В действительности же, по данным В. П. Зенкевича, впервые сведения о подводных долинах были опубликованы русским исследователем Е. Шней­­дером еще в 1869 году. И все же на протя­жении последующих десятилетий геологи располагали весьма незна­чителъными сведенениями о подводных долинах. Как отмечает Френсис Шепард (1951), “...руководства по геологии, изданные в 90-е годы, содержат столько же сведений о каньонах, что и труды, вышед­шие 40 лет спустя”.Те несколько подводных долин, которые были известны в начале нашего века, представлялись геологам явлением настолько исключительным, что они не решались принимать их за основу каких-либо заключений глобального масштаба. Поэтому первая гипотеза о связи этих образований с прошлым поднятием материков на высоту более 3000 м, высказанная Ж. Спен­сером (J. Spenser,1903),а затем Е. Хеллом (Е. Hаull,1912), не привлекла внимание геологов.

Во всей грандиозности проблема подводных долин возникла пе­­ред геологией лишь на протяжении последних двадцати лет, когда, по выражению А. В. Живаго и Г. Д. Удинцева (1960), “произошла активизация морских геоморфологических исследований” и было установлено наличие подводных долин на окраинах всех материков.

В настоящее время проблема подводных долин привлекает все большее и большее внимание геологов. Подводные долины Америки описываются в многочисленных работах Ф. Шепарда (F. Sheрагd,1931, 1933, 1938, 194l, 1952, l959 а,б, 1961, 1962а,б, 1964, 1965а,б,в, 1966), их также описали Х. Стетсон (Н. Stеtsоn, 1936), Г. Кохи (С.V. Соheе,1938), В. Бечер (W. Вuсhеr,1940}, Х. Меррей (Н.W. Muггау, 1945), Г. Иордан (G. F.Jordan, 195l), И. Кроувелл (J. Grouwell,1952),И. Нортроп
(J. Nогthroр,1953), И. Хак (I. Насk,1957), Р. Дилл (R. Dill,1964).

Сведения о подводных долинах Европы содержатся в работах
Ф. Нансена (F. Nаnsеn,1904), Р. Люиса (P. Lewis,1935), К. Андре
( С. Andarе,1937, 19З8, 1960), К. Строма (K. Strom,1939), О. Холтедала {Но1tеdаh1,1940), Ж.Буркара (J. Воuгсатt ,1952, 1957, 1958, 1960,а,б, l961), А. Сегре (A. Sеgrе,1958), В. Ивана (V. Ivan, 1958).

Подводные долины Азии изучали главным образом советские ученые Е. Шнейдер (1869), Л. С. Берг (1946), М. В. Кленова (1948), Г. Д. Панов (1948, 1949, 1956, 1958,1959), Г. У. Линдберг (l937, 1946, 1947, l950, 1951, 1953), Л. А. Иванов (1958), М. В. Литвин (1959), П. Е. Невесский (1958,1961), П. А. Каплин (1961).

Подводные долины Индостана описали С. Ислам (S. Is1аm, 1959),
П. Хайтер (Р. Hауteг,1960). Японские подводные долины описал Ф. Шепард с японским соавтором Хироши Ниина (F. Sheрагd, Hiгоshi Niinо, СhamЬегlаin, 1964).

Подводные долины у берегов Австралии описал Р. Спринг (Р. Sргingg, 1947). Новозеландские – К. Каттон (С. Соttоn,I953). Африканские – Б. Хизен, Р. Мензис, Е. Шнейдер, В. Юинг, Е. Гранелли (В. Нееzеn,
R Меnzies, Е. Sсhnеidег, W. Ewing, Е. GranelIi, 1964).

Подводные долины Южной Америки изучали И. Зейглер, В. Эйтин, Х. Смолл (J. Zeigler, V. Athearn, Н. Smаll, 1957), Ф. Вила (F. Vila,1965}.

На побережье Антарктиды до последнего времени подводных долин не было известно, но вот японские исследователи Иошидо Иошио, Мураyxи Саданора, Фуйивара Кензо (Yoshida Yоshiо, Муrаuсhi Sadanori, Fujiwara Kenzo, 1965) опубликовали описание подводного каньона из залива Амундсена, который врезан в донные отложения на 600-900 м. По мнению авторов, эта депрессия представляет собой зато­пленный трог. Годом позже Р. Камерон (R. Саmегоn,1965) обнаружил подводную долину в заливе Винсен на продолжении ледника Виндерфор­да. Ее ширина около 12 км, она имеет крутые стенки и плоское дно, глуби­на вреза достигает рекордной величины в 2287 м.

Из приведенного перечня опубликованных работ по подводным долинам, который отнюдь не претендует на исчерпывающие данные, видны, прежде всего, все возрастающий интерес геологов к этой проблеме и, во-вторых, глобальное распространение этих структур.

Исследования подводных долин в последние годы позволили установить следующие особенности этих структур рельефа морского дна:

l. Долины большинства рек, впадающих в море, имеют продолже­ние на морском дне. Исключение составляют те реки, у которых в после­ледниковое время изменилось положение приустьевой части долины, как это, например, случилось с p.Миссиcипи .

2. Во многих случаях в прибрежной полосе, шириной около 30 км, следы подводных долин уничтожены абразией.

3. Подводные долины у побережий, расчлененных ледниками, явля­ются прямым продолжением ледниковых долин и фиордов.

4. Подводные долины распространены не только на шельфе, но и на материковом склоне, где они прослеживаются до его основания. Эти части подводных долин очень глубоко врезаны и имеют поперечный профиль типичный для каньонов, и потому получили название подводных каньонов.

5. Большинство подводных каньонов берет свое начало в пределах шельфа и материкового склона. Однако, имеются подводные долины, которые Г.  Д. Панов (1959) назвал транзитными долинами, они просле­живаются от устья наземной реки до основания материкового склона. В этих случаях шельфовые части подводных долин, имеющие относи­тельно меньший врез и пологие склоны, при переходе на материковый склон приобретают форму каньона. Например, это характерно для таких рек как Конго, Инд, Монтерей и др.

6. Глубина вреза подводных каньонов и фиордов представляет со­­бой одно из самых поразительных явлений природы. Обычно, она соста­вляет около тысячи метров, но нередко превышает врез величайших каньонов суши. Например, врез каньона на продолжении небольшой калифорнийской речки Монтерей составляет 1896м, а врез подводного каньона у берегов Антарктиды достигает 2287м. Между тем, величайший из каньонов суши – каньон реки Колорадо – врезан на глубину 16З5м.

7. Как правило, подводные каньоны врезаны в осадочные породы, но в некоторых случаях, например, у берегов Калифорнии, они вреза­ны в гранитные массивы.

8. Борта и днища подводных долин покрыты современными морски­ми илами. При изучении колонок из отложений подводных долин под морскими илами обнаруживаются грубозернистые осадки, которые иногда содержат остатки наземных  растений. Например, Ж. Буркар (1960) описал результаты изучения осадков в подводной долине реки Вар; здесь под покровом илов обнаружено два горизонта песка. В подводном продолжении долины реки Руайя под морскими илами оказались пески с галькой, а в колонке, взятой с глубины моря 1340 м обнаружены обугли­вшиеся остатки наземных растений. В той же подводной долине на глу­бине 2075м под покровом морских илов мощностью 2,4м обнаружены пески с галькой.

9. Устьевые части подводных долин у основания материкового скло­на, как пишет Ф. Шепард (1961), заканчиваются огромными конусами выноса, которые обычно прорезаны ложбинами, продолжающими подводную долину.

10. Продольные профили подводных долин резко отличаются от долин наземных. Ж. Буркар (1953) отмечает две особенности продоль­ного профиля подводных долин: во-первых, у них иногда обнаруживают­ся обратные уклоны. Некоторые исследователи рассмат­ривают это явление как доказательство подводного происхождения этих структур, так как предполагается, что у наземных долин подобных обратных уклонов якобы не может быть. По этому поводу Буркар заме­чает, что работы, проводимые в речных долинах при сооружении плотин, показали, что во всех ущельях под слоем наносов обычно существуют очень глубокие промоины или так называемые котлы, которые стараются обойти строители плотин. По мнению Буркара, “чтобы объяснить пере­гибы продольного профиля подводных долин, достаточно допустить, что заполнявший их аллювий был удален морем. Этот процесс должен был осуществляться в начальном периоде трансгрессии. Определенный участок нижнего течении реки превращается при этом в эстуарий, волно­вые и приливные течения создавали в нем скорости, достаточные для размыва толщи аллювия”.

Вторая особенность продольного профиля подводных долин заклю­чается в том, что в верхней части они имеют менее крутой уклон, чем в нижней. Таким образом, в целом продольный профиль подводных долин имеет вид выпуклой кривой.

11. Подводные долины так же, как и долины наземные, имеют меан­дры и притоки. Ф. Шепард (1961) отмечает, что ветвящийся хара­ктер подводных долин вполне аналогичен рисунку наземных долин, и что крутые участки склонов подводных долин расположены с внешней сторо­ны меандр, то есть в точности так же, как и у наземных речных долин.

По сведениям Д. В. Наливкина (1966) долина реки Обь продолжа­ется на дне моря в виде глубокой и узкой долины, которая протягивается  вдоль восточного берега Новой Земли. Долины Северной Двины, Печоры и многих рек Кольского полуострова продолжаются на дне Бе­лого и Баренцова морей и соединяются вместе в гигантскую подводную долину, которая открывается в Атлантический океан.

Итак, современные данные показывают, что подводные долины по ряду признаков вполне идентичны наземным речным долинам – они также заполнены песчано-гравийными отложениями, меандриру­ют, имеют притоки и заканчиваются конусами выноса. Вместе с тем, подводные долины имеют и весьма характерные особенности, такие, как грандиозные врезы, выпуклый продольный профиль и его необы­чайно крутые уклоны, в десятки раз превосходящие уклоны наземных рек, а также плащ морских илов, покрывающий борта и днища подводных долин.

Около ста лет назад ихтиолог В. Аленицин (1876) в результате изучения биогеографии пресноводных рыб пришел к заключению, что “нахождения на двух пунктах суши одних и те же речных рыб указывает на материковую связь между этими пунктами, существующую или существовавшую”. В качестве причины разрыва связи он указывал на погружение некоторой части материка под уровень моря. Этот вывод Аленицина основывается на том факте, что морская вода, губительная для пресноводных рыб, является для них непреодолимой преградой, и поэтому миграции речных рыб возможны только при непосредственном контакте пресноводных водоемов. Эти особенности в миграции пресноводных рыб уже давно приводили ихтиологов к весьма интересным представлениям о движениях материковых окраин. Так,
И. С. Снайдер (1912), изучавший расселение рыб в реках Калифорнии, пришел к заключению, что в прошлом многие из этих рек соединялись на ныне затопленном побережье Калифорнии. При этом он даже подсчитал, что реставрация речной сети требует приподнять эатопленную часть побережья не менее, чем на 900 м.

Представляется в высшей степени поучительным тот факт, что эти чрезвычайно важные для геологии сведения на протяжении десятков лет оставались неизвестными широким кругам геологов.
Г. У.  Линд­берг оказался первым из ихтиологов, который попытался разру­шить эту глухую стену межлу биологией и геологией. В своих исканиях причин расселения пресноводных рыб Линдберг не только далеко вышел за пределы собственно биологии, но, опубликовав резу­льта­ты своих исследований в геологическом издании (“Земле­ведение “, МОИП, т. III, 1950), наконец, привлек внимание геологов к проблеме расселения пресноводных рыб.

Свои исследования Г. У. Линдберг (1937, 1946, 1947, 1950, 1951, 1953, l955, 1956) начал с изучения ихтиофауны рек северо-восточного побережья Азии. При этом он сразу установил, что в реках Сахалина, Японии и Филлипин­ских островов присут­ствуют рыбы, тождес­твен­ные рыбам мaтepи­кoвыx рек. Это тожде­ство привело к мысли о недав­ней связи между реками материка и островов, а эта мысль, в свою оче­редь, побудила его выйти за пределы биологии и поискить признаки таких связей на морском дне, где он и обнаружил подводные долины .В результате изучения топографии дна Охотского и Япон­ского морей и сопо­ставления этих данных с данными по распре­делению видо­вого сос­та­ва рыб в сов­ре­мен­ных реках Линд­берг составил карту за­топ­ленной речной сети на дне морей, омываю­щих северо-восток Азии (рис. 44).

Таким образом, полу­чилось, что зооге­ограф Линдберг стал пер­вым советским ис­сле­­дова­телем проблемы под­водных долин. Нуж­но сказать, что его уни­каль­ный биолого-гео­логи­ческий метод оказался весьма пло­дотворным. Прежде всего, сам метод исклю­чал прин­ци­пиальную возмо­жность суще­ствования некоторых гипотез образо­вания подвод­ных до­лин, ибо их на­земное проис­хождение непо­сред­ственно выте­кало из рассе­ления пресноводных рыб. Характеризуя свой ме­тод исследования, Лин­д­­берг пишет: “Если на основании ископаемой морской фауны в пределах современной суши мы имеем воз­можность с достаточ­ной долей достов­ерности утверждать, что данный участок территории был когда-то дном моря, то на ос­но­вании пресноводной или наземной фауны в пределах совре­менного морского дна мы имели бы возможность с той же достоверностью утверждать, что данный участок территории морского дна был когда-то сушей”.

В качестве такой пресноводной фауны на морском дне Линдберг и предлагает рассматривать затопленные ареалы pacселения речных рыб. Например, анализируя расселение пресноводных рыб в реках, впада­ющих в Охотское море, Линдберг приводит данные, показанные в табли­це 15 и на рисунке 45. Знакомство с этими данными исключает всякие со­мнения, ибо столь резкие различия в населении многочисленн­ых рек к западу и востоку от водораздела между реками Охота и Ола нельзя объяснить иначе, как наличием двух, не сообща­ющихся между собой речных систем – Палеоамура и Палеопенжины. Если к этим сведениям прибавить факт подводного соединения этих речных систем, то затопление этой части побережья становится совер­шенно очевидным.

Таким образом, метод Линдберга позволяет с высокой степенью достоверности установить прошлые регрессии моря, то есть такие события, которые очень слабо фиксируются в геологическом разрезе.

Опираясь на свой замечательный метод и расширив свои исследования до глобальных масштабов, Линдберг установил, что на протяжении четвертичного периода имели место три крупных perрес­сии, которые протекали на всей Земле синхронно.

Эти три этапа отступания и наступания моря и определили, по мысли Линдберга, три этапа формирования подводных долин. Причи­ной таких затоплений и осушений материковых окраин Линдберг счита­ет колебания уровня океана.

Все изложенные данные о подводных долинах неибежно приводят к мысли об их наземном происхождении. Такую мысль мы находим у первых исследователей проблемы – Ж. Шепарда, Л. С. Берга, Д. В. Наливкина, Ж. Буркара.

Однако, такое объяснение сталкивается с определенными трудно­стями, поскольку требует пересмотра представлений о масштабах  и пери­одах трансгрессий. В частности, представление о погружениях материко­вых окраин до уровня океанического дна противоречит принципу постоянства материков и океанических впадин, который неуклонно при­нимается нашими заокеанскими коллегами.

Для преодоления этого главного затруднения американские геоло­ги выдвинули гипотеэу подводной эрозии. По мысли Р. А. Дели (R. А. Dаlу, 1936), в придонной части океана возможны течения, которые несут значительные количества взвешенных частиц ила и песка. По его мнению, вода, содержащая минеральные частицы, должна быть плот­нее чистой воды, и потому эта мутная вода, стекая по склонам под слоем чистой воды, может осуществлять подводную эрозию. Эта гипотеза, по­лучившая в дальнейшем название мутьевых или турбидитных течений, пользуется теперь очень большой популярно­стью. Ф. Кюенен, Ф. Гумберт (Ph. Кuenеn, F. Нumbегt, 19б4) опублико­вали библиографию трудов, развивающих гипотезу подводной эрозии, в которой содержится 650 наименований. В качестве крайнего выражения такой точки зрения можно привести работу Д. Уинслова (Y. Wiпslоw, 1966), который некоторые современные речные долины трактует, как возникшие под водой в результате подводной эрозии, а затем поднятые на поверхность суши.

Как известно, эрозионный процесс определяется базисом эрозии. Таким мировым базисом эрозии и является уровень Мирового океана. Поэтому на протяжении всей истории науки о Земле все то, что находится ниже мирового базиса эрозии, рассматривалось как область аккумуляции. Поэтому предположение об эрозии, которая протекает ниже ее базиса, уже достаточно странно. Странность этого предположения становится еще большей, если вспомнить, что подводные каньоны гораздо много­численней и крупнее каньонов суши, следовательно, если принять гипо­тезу Дели, то необходимо будет принять явно абсурдный вывод о том, что эрозионный процесс, протекающий ниже мирового базиса эрозии, гораздо интенсивнее того эрозионного процесса, который протекает выше этого базиса. То есть другими словами, гипотеза Дели прежде всего требует полного отказа от существующего учения об эрозионном процессе.

Непосредственное визуальное изучение подводных долин подтвер­дило ранее установленный факт, что борта и днища подводных долин покрыты морскими илами. Например, такие данные приводит П. А. Кап­лин (1961), который осматривал их вблизи Сухуми и Поти. Но илистые осадки не могут накапливаться в области размыва и, следовательно, гипотeзa Дели требует отказа от фундаментального положения геологии о пространственном разобщении областей размыва и аккумуляции.

Как показало изучение колонок отложений подводных долин, напри­мер, наблюдения Ж. Буркара (J. Воurсагt ,1190), у побережья Франции, под покровом морского ила там залегают песчано-галечные отложения с остатками наземных растений; если такой разрез может возникнуть без резкой смены фаций, как это требует гипотеза мутьевых течений ,то при­дется поставить под сомнение учение о фациях, то есть всю истори­чес­кую геологию в целом.

Для обоснования гипотезы подводной эрозии Ф. Кюенен
(Ph. Kuеnen,1937) попытался смоделировать действие мутьевых пото­токов в лаборатории. Как известно, геологические процессы практичес­ки не поддаются моделированию, так как огромные масшта­бы их в пространстве и особенно во времени исключают такую возможность. Поэ­тому к эксперименту геологи прибегают лишь в тех крайних случаях, когда отсутствуют геологические наблюдения. Именно это обстоятельство и побудило Кюенена искать доказательство недо­казуемого в эксперименте. Все те геологические “доказательства” подводной эрозии, которые приво­дят защитники этой гипотезы – перемещения осадков на морском дне и связанные с ними разрывы подводных кабелей – при дальнейшем обследовании оказались связанными с подводными оползнями, которые, в свою очередь, вызыва­ются землетрясениями, то есть явлениями эпизодическими, не имеющи­ми ничего общего с постоянно действующими движениями водных потоков, какие только и можно называть собственно течениями. Такие подводные оползни способствуют очищению подводных долин от ра­нее накопленных осадков, но они, безусловно, не могли бы произвести полуторакиломе­тровый  врез в гранитный массив, ибо грандиозность эрозионного про­цесса определяется не столько его интенсивностью, сколько длитель­ностью.

Таких мутьевых потоков, о которых писал Дели, никто никогда не наблюдал. ”Можно, думать, – пишет Ж. Буркар (1953), – что следы подводной эрозии скорее остаются догадкой геологов, чем реально отмеченным океанологами фактом”.

Ф. Шепард (1951) отмечает, что вдоль русла подводного каньона Кон­го действует сильное течение. Однако, вопреки представлениям Дели и других сторонников подводной эрозии, пресные воды Конго, насыщен­ные минеральными частицами, протекают у поверхности океана, а не у океанического дна. Это течение имеет глубину всего лишь три метра. Пол­ное отсутствие донных течений в каньоне Конго, которые могли бы произ­водить эрозию дна, как указывает Шепард, доказывается наличием мор­ских илов на стенках и днище подводного каньона Конго.

Итак, гипотеза подводной эрозии, которая претендует на ниспро­­вержение фундаментальных положений геологии как науки, не имеет фактических доказательств. Вместе с тем, она в наши дни завоевала чрез­вычайную популярность. Такое поразительное положение в геологии неизбежно заставляет задуматься о его происхождении. Мож­но думать, что именно стремление сохранить принцип постоянства материков и океанов побудило таких серьезных исследователей, как  Дели и Кюенен, так далеко отойти от наблюдений в область чисто умозрительных построений. Случилось так, что именно сторонники этого принципа, американские геологи, стали пионерами в изучении подводных долин, наличие которых ставило под сомнение постоянство материков и океанов. В такой обстановке появление “спасительной” гипoтeзы Дели представляется весьма поучительным событием в истории естество­знания. Наличие этой гипотеэы, прежде всего, показывает, насколько да­леко от реальности может уйти даже большой исследователь, когда его мышление идет за априорной идеей. Во-вторых, эта гипотеза показывает, как некоторые априорные идеи с течением времени превращаются в своеобразный догмат и величайший тормоз познания – ибо всякое за­ключение, противоречащее такому догмату, представляется покушением на основы науки и воспринимается враждебно; напротив, любое, даже ничем нео­боснованное заключение, такое, как гипотеза подводной эрозии, но выска­занное в защиту такого догмата, рассматривается, как достижение теоре­тической мысли и быстро завоевывает популярность.

Происхождение подводных долин невозможно объяснить подвод­ной эрозией. Необходимо предполагать их наземное происхождение и значит предполагать их современное затопление, то есть предполагать современную трансгрессию.

Еще в начале нашего века Фритьоф Нансен (Fridtiof Nansеn,1904) пришел к заключению, что современный рельф арктического бассейна был затоплен в послеледниковое время. Современные исследования этого бассейна несомненно подтверждают такую точку зрения Нансена. По данным М. В. Кленовой (1948,1961), на дне Баренцова моря обнаруже­ны следы береговой линии на глубинах 175 м и 200 м, в Гренландском море следы береговой линии с галечниками установлены на глубинах 400,600 и900 м. А. П. Жузе (1954) на дне Берингова моря на глубине 3600 м обнаружил озерные отложения с остатками пресноводных диатомовых водорослей четвертичного воз­раста. Изучение дна моря Лаптевых привело Л. А. Иванова (1958) к заклю­чению, что его рельеф имеет наземное происхождение. Такой вывод бази­руется на наличии затопленных береговых линий, подводных дельт и других данных.

Таким образом, затопление северных окраин Евразии не может вы­зывать сомнения. Но аналогичные признаки современной трансгрессии обнаружены и на окраинах других материков. Так, затопленные уступы с галечниками обнаружены на дне Черного моря. Тридцать лет назад от­ложения галечников на дне Черного моря описали А.  Д.Архангельский и Н. М. Страхов (1938). Эти галечники приурочены к краю континенталь­ной ступени, удалены от берега до 40 км и опущены на глубину до 150 м. Чрезвычайно интересно, что по данным С. В. Альбова (1958), слои пес­ков с галькой обнаружены в пределах континентального склона на глу­бине свыше тысячи метров. Эти галечники залегают под современными осадками Черного моря. По мнению Д. В. Наливкина (1958), галечники Черного моря имеют континентальное происхождение.

Изучение осадков Черного моря, произведенное институтом Океанологии АН  СССР в наши дни, привело E.H. Невесского, (1958,1961) к заключению, что последние 5-6 тысяч лет происходит трансгрессия. К аналогичным результатам приходит A. Бану (А. Ваnu,1964);  изучив отложения Черного моря в районе устья Дуная, он при­шел к заключению, что эпохе неолита и бронзового века соответст­вовала фаза максимума  послеледниковой трансгрессии, при­чем этот максимум совпадал во времени с эпохой послеледнико­вого климатического оптимума. Эту трансгрессию Бану называет неолити­ческой. В середине последнего тысячелетия до нашей эры началась регрессия, которая, как полагает Бану, продолжалась до I-II века нашей эры. Эту регрессию он назвал Валахской. Ее максимум, как он полагает, падает на настоящеее время.

Л. Иван (L. Jvan, 1958) приводит данные о современной транс­грессии Адриатического моря. При этом одно из основных доказа­тельств этой трансгрессии он видит в затоплении древних храмов. О транс­грессии Адриатического моря прекрасно свидетельствует затопление Венеции.

Л. Глагот, К.  Агарат, Г. Бельшe, Г. Паут (L. G1аngеaut, С. Аgaratе,
B. Bellaiche, G. Pautot, l965) сообщают результаты экспедиции на Среди­земное море на судне “Катрин лоренс”. Эта экспедиция составила ряд батиметрических профилей к югу от массива Эстерель и к востоку от мас­сива Мон-де-мор в Провансе на глубине от 30 до 2440 м. Сравнение этих подводных профилей с профилями массивов Эстерель и Мон-де-Мор позволило установить столь полную аналогию, что по мнению этих авторов не остается сомнений в наземном происхождении этого района морского дна. Поэтому нижнюю часть подводного рельефа на глуби­нах 2100-2400 м авторы называют зоной погружения.

В доказательство современной трансгрессии  Ж. Буркар (1953) приво­дит следующие факты: на дне Северного моря обнаружены торфяники с костями мамонта. У побережий Португалии и Сирии на мор­ском дне обнаружены затопленные карсты, а на дне Гвинейского залива обнаружена латеритная кора выветривания, перекрытая морскими илами.

По данным Ф. Шепарда (1959), в подводных каньонах, окружаю­щих Калифорнию, на глубинах до 2400 м обнаружены конгломераты с остатками древесины и наземных позвоночных.

Как показали исследования А. Блума и М. Стайвера (A. Вlоом,
 M. Stuivег ,1963), побережье штата Коннектикут непрерывно затопля­ется на протяжении последних 11000 лет. Они отмечают, что кривая зато­пления Коннектикута соответствует кривой затопления Мексиканского залива и Нидерландов.

По данным В. Ньюмена, Р. Фейрдбриджа (W. Nеwman, R.Fаiг­Ьгid­gе,1962} повторные нивелировки показали, что район Нью-Йорка опуска­ется со скоростью 1,4-2,7 мм в год.

Подобных фактов современной трансгрессии можно было бы при­вести множество, но сколько бы мы их ни привели, всегда найдется эм­пирик, который будет утверждать, что их, вce-тaки, недостаточно для доказательства современной глобальной трансгрессии. Ибо никто не мо­жет сказать, сколько и каких фактов для решения проблемы можно счи­тать достаточным. Однако, в данном случае имеется доказательство­ иного порядка, чем простой набор фактов.

Прошло около 40 лет с тех пор, как В. И. Новак (V. Nоvаk, 1937) показал, что шельфы не могли возникнуть ни в результате морской абразии, ни аккумулятивным путем. По его представлениям шельф возникает в ре­зультате трансгрессии.

Это заключение В. И. Новака на сегодняшний день разделяют все океанологи. Так, по мнению М. В. Кленовой (1948) шельф имеет рельеф, который в своей основе унаследован от континентального.

Ф. Шепард (1951), разделяя мнение о трансгрессивном происхож­дении шельфа, приводит следующие неопровержимые докаэательства такого именно образования шельфа:

1. Шельф имеет расчлененный рельеф.

2. В отложениях шельфа не наблюдается уменьшение крупности частиц по мере удаления от берега.

3. Обширные участки шельфа имеют каменистое или гравелистое дно, и такие участки могут быть в любой его части.

4. Отложения шельфа значительно грубее, чем тот материал, кото­рый поступает сюда в настоящее время.

5. Шельфы гляциальных областей отличаются по характеру рель­ефа от других шельфов.

6. Шельфы перед устьями больших рек обладают наибольшей шири­ной, но такое расширение не может быть объяснено аккумуляцией аллювия. Дельтовые отложения не дают выступа во внешнем крае шельфа.

Исходя из этих данных, образование шельфа нельзя объяснить акку­мулятивным путем, потому что в настоящее время там отсутствует аккуму­ляция.

Заключение о невозможности возникновения шельфа аккумуля­тивным путем Ф. Шепард подтверждает следующими особенностями его:

l. Галька и валуны, которые обнаружены на внешней части шельфа, не могли быть перемещены течениями, так как наблюдаемые течения для этого слишком слабы, кроме того, на некоторых из валунов обнаруже­ны очень хрупкие мохообразные растения, свидетельствующие о непод­вижности этих валунов.

2. Наличие на шельфе глауконитовых отложений, которые могли возникнуть только при отсутствии более поздних осадков во время преобразования морских илов в глауконит.

3. Хемогенные отложения на шельфе также свидетельствуют об от­сутствии в период их образования других процессов осадконакопле­ния. В качестве примеров таких хемогенных осадков на шельфе Шепард указывает на присутствие фосфоритов у берегов Африки и многих известняков.

Образование шельфа в результате морской абразии Шепард полага­ет также невозможным, потому что на шельфе отсутствуют широкие горизонтальные участки, и он имеет непрерывный наклон в сторону моря. Все эти факты, по мнению Шепарда, свидетельствуют об образовании шельфа в результате опускания берега.

Далее Шепард отмечает, что большая скорость накопления осадков в дельтах рек (от 3 м до 30 м/год) должна была бы приводить к выдвиже­нию больших участков суши в сторону моря. В действи­тель­тельности, дельтовые отложения не перекрывают современные шель­фы. Это обстоятельство он  рассматривает как безусловное доказательст­во погружения современного шельфа. Именно в результате погружения получается, что там, где в районе крупных дельт край шельфа остается прямым (без выступа в сторону моря), бурение и геофизические данные показывают огромную мощность отложений, как это, например, устано­влено в дельте Миссисипи.

Наконец, в качестве исчерпывающего доказательства погружения шельфа Шепард приводит барьерные рифы, которые подобно дельто­вым отложениям своим ростом компенсируют опускание.

К аналогичным выводам по поводу образования шельфа пришел и Ж. Буркар (1953). Полностью разделяя представления В. И. Новака, М. В. Кленовой, Ф. Шепарда, он пишет: “Действие моря в пределах побережья можно считать сводящимся к образованию узкой площадки, располагающейся непосредственно перед береговым обры­вом, к сглаживанию резких неровностей рельефа, к разрушению ­остан­цов и к частичному удалению наносов, покрывающих поверх­ность коренных пород. Но для образования поверхности всей материковой платформы, ширина которой значительна, необходим более мощный фактор, нежели морская абразия”. Таким фактором Ж. Буркар считает современное погружение побережий .

К представлению о современной трансгрессии приводит также изу­чение морских террас. Так, многолетние исследования морских террас привели Р. В. Фейрдбриджа (R. W. FаiгЬгidge, 1959) к выводу о современ­ной трансгрессии, которую он назвал антропогеновой. Фейрдбридж  полага­ет, что в ходе этой трансгрессии имели место определенные циклы, сов­падающие с отступлениями и наступлениями оледенений. Причину этих явлений Фейрдбридж усматривает в колебаниях окраин материков.

Итак, по единодушному заключению океанологов, в настоящее вре­мя происходит трансгрессия моря, которая началась в послеледнико­вое время и охватила весь земной шap.

Этот вывод, к которому единодушно пришли океанологи уже лет тридцать тому назад, представляет собой одно из самых поразительных проявлений эмпиризма современного естествознания. Ибо присутствуя при глобальной трансгрессии, геологи все еще спорят о том, может ли та­кая трансгрессия существовать.

В данном случае мы, разумеется, говорим о короткопериоди­ческой трансгрессии. Однако, для случая великой трансгрессии или гидро­кратической эпохи, у нас и вовсе нет основания сомневаться в ее глобальной синхронности, ибо такая трансгрессия могла происходить только в резуль­тате сокращения площади поверхности планеты. Никакого иного объясне­ния ей мы просто не сможем предложить.

Вековой спор о том, синхронны или асинхронны трансгрессии в ис­тории Земли, после заключения океанологов о том, что мы присутствуем при трансгрессии, которая протекает на всей Земле одно­временно – этот спор можно считать законченным – трансгрессии в истории Земли были синхронны.

Представление об асинхронности трансгрессий выводилось по палеонтологическим данным, поэтому представляется интересным выяснить, насколько современный органический мир подтверждает син­­хронность современных событий. Нужно сказать, что анализ этого вопроса дал результаты далеко не столь утешительные для палеонтологическо­го метода, как можно было бы ожидать.

По данным В. Далла (W. Dаll,1889) и Д. Дурама (J. Duгham,1952) из 1589 видов моллюсков, населяющих прибрежные области юго-востока Северной Америки, лишь 173 вида общих с ними имеется у берегов Евро­пы. А по сведениям А. М. Кина (А. М. Кееn,1937) и Д. Дурама (1952) из 2000 видов моллюсков, населяющих сейчас побережье Японии, лишь 3-6% видов обнаружено у тихоокеанского побережья Америки. Если принять во внимание, какая незначительная часть этих моллюсков может сохраниться в ископаемом состоянии, то легко себе представить, что при сопоставлении современных отложений противоположних бере­гов этих океанов палеонтолог далекого будущего не обнаружит ни од­ного общего вида и с полным основанием, с точки зрения современного палеонтолога, поставит под сомнение их одновременность.

Нужно сказать, что подобная эндемичность современных фаун ха­рактерна не только для таких малоподвижных форм, как моллюски, но и для таких высокоподвижных форм, как рыбы. Г. У. Линдберг (1956), например, указывает, что из 1244 видов морских рыб, обитающих вдоль западно­го и восточного побережий Африки, общих видов насчитывается только 155.

Некоторые палеонтологи полагают, что сопоставление разрезов из очень удаленных районов следует производить не столько по составу видов сколько по уровню их эволюционного развития. Однако, если палеонтолог далекого будущего стал бы устанавливать таким образом возраст отложений современной Австралии, то, обнаружив в них сумча­тых млекопитающих, он отнес бы эти отложения к палеогену.

Четверть века назад Н. М. Страхов (1948) писал: “История земной коры, как она интересует геолога, есть история накопления минеральных тел (пород), слагающих литосферу, и возникновения структур в ней сей­час наблюдаемых, Выделить в историко-геологическом процессе, понима­емом таким образом, естественные этапы можно, лишь положив в осно­ву события в структурной эволюции земной коры и сопровождающей ее эволюции осадконакопления. Между тем, существующая сейчас геохронологи­чес­­кая схема использует для подразделений истории Земли не эти события в развитии земной коры, а историю развития органического мира.

Вообще говоря,  между структурной эволюцией коры и  разви­тием на ней жизни должна быть какая-то корреляция, то есть какая-то хроноло­ги­ческая увязка. Но насколько близко они соответствуют друг другу остается пока не ясно. Точного соответствия, однако, принципи­ально ожидать невозможно, и потому периодизация истории Земли, дава­емая геохронологической схемой, неизбежно может быть лишь внешней и искусственной периодизацией историко-геологического процесса. Отсюда, естественно, вытекает, что современная историческая геология может использовать геохронологическую схему лишь как хроноло­гическую канву для воссоздания геологических событий прошлого. Но группировка этих событий в естественные этапы историко-геологичес­кого процесса должна быть иной сравнительно с периодизацией геохроно­логической шкалы. Установление такой естественной перио­дизации истории Земли является актуальной задачей современной исторической геологии” (т. 1,стр. З7).

Вывод о синхронности трансгрессий в истории Земли позволяет нам утверждать, что палеонтологический метод верен ровно настолько, насколько он подтверждает синхронность трансгрессии.

На этом пути, как мы думаем, и будет найден ключ к решению акту­альной задачи исторической геологии, которую Н. М. Страхов видит в установлении естественной периодиэации истории Земли. При этом мы полагаем, что следует, приняв за исходную точку время великой транс­­грессии и развития космополитической фауны, такой как, например, археоциаты, дальнейшие разрезы сопоставлять непосредственно по приз­накам трансгрессий, пронyмеровав их снизу вверх.

Открытие подводных долин, которые имеют наземное происхож­дение и прослеживаются до основания материкового склона, явилось ударом  для постулата перманентности материков и океанов, так как свидетельст­вовало о возможности превращения части материков в океаническое дно. Наиболее трагичным оказалосъ положение отца геологии моря Фрэнсиса Шепарда. Сорок лет изучения океанического дна привели его к убежде­нию, что подводные долины могли образоваться только в наземных условиях, но, как представитель aмериканской школы, он не мог отказать­ся от принципа постоянства материков и океанов. В стремлении прими­ритъ эти представления, то есть, вывести сухопутное происхож дение подводных долин, сохранив при этом неподвижность материков относительно океанического дна, он пpишел к допущению понижения уровня океана на полтора километра за счет перехода этой огромной массы воды в материковые ледники. При этом ему пришлось допустить мощ­ность материковых льдов в 16 км.

Прежде всего необходимо отметить, что даже такое гипертрофи­ческое расширение масштабов оледенений не решало проблему подвод­ных долин, так как в дальнейшем было установлено, что они прослеживаются не на полтора километра, как тогда полагал Шепард, а гораздо глубже – до самого основания материкового склона. Под давлением новых данных Шепард вынужден был отказаться от этой гипотезы. В своих последних работах (1964 ,1966) он приходит к представле­нию, что подводные долины образовались на суше в мезозойское время, при этом он не уточняет, в силу каких процессов они оказались в настоя­щее время под водой.

Гипотеза Шепарда неизбежно вызывает вопрос о возможной мощ­ности материковых льдов и соответствующих масштабов гляциоэв­статических колебаний уровня Мирового океана. Современ­ные ледяные покровы Антарктиды и Гренландии, которые существуют как области накопления льда по меньшей мере со времени последнего оледе­нения, имеют мощность около 3000 м. Известно также, что эти оледене­лые материки непрерывно поставляют в океан обломки сползающих льдов. Таким обраэом, при материковом оледенении действуют два противопо­ложно направленных процесса – накапливание льда и его сползание в океан; в результате этих взаимодействий и возникает определенная мо­щность ледяного покрова, которая, как правило, не может быть выше 3000 .м

Не менее трагичным оказалось положение Г. У. Линдбергa. Кaк ихтиолог, он твердо установил, что расселение пресноводных рыб со всей возможной ясностью свидетельствует о трех  регрессиях  на протяжении четвертичного периода. Однако, подобный вывод ему было необходимо согласовать с представлениями геологов. А геологи утвержда­ли, что тектонические движения всегда одновременно направлены и вверх, и вниз. И что только движения уровня мирового океана могут обе­спечить одновременное на всей планете затопление или осушение побере­жий. А так как данные Линдберга совершенно определенно свидетельст­вовали именно об одновременности регрессий и трансгрессий четвертич­ного периода, то ему не остава­лось иного выхода, как искать объяснение соответствующих колебаний уровня мирового океана. Однако, подвод­ные долины, с которыми связаны прошлые расселения пресноводных рыб, прослеживаются до основания материкового склона и, следовательно, объяснить их затопления и осушения колебаниями уровня океана (тем более трижды за четвертичный период) просто невозможно. Для того, чтобы выйти из этого тупика, Линдберг просто отсек те части подводных долин, которые лежат сегодня глубже 300 м, полагая, что это уже не под­водные долины, а...подводные каньоны. Разумеется, подобное совершен­но искусственное отсекновение нижних частей подводных долин не мог­ло решить проблему ни расселения рыб, ни истории планеты. Не слу­чайно, как мы уже упоминали, первый из ихтиологов И. C. Cнайдер (J. Sпуdег, 1912), который попытался восстановить древнюю речную сеть Калифорнии, вынужден был предполагать поднятие морского дна на 900 м.

Разумеется, это печальное обстоятельство понимает и Линдберг, ко­торый пишет: “У ряда рек суши, изолированных друг от друга и от суще­твующей в данный момент основной части древней речной системы, удается обнаружить за пределами абразионной полосы продолжение долины, но эти подводные долины остаются иногда изолированными друг от друга и на дне моря” (1972, стр.28). Подобная изолированность под­водных долин на дне моря вполне естественна поскольку их соедине­ние происходит значительно глубже того предела, ниже которого Линдберг решил регрессию не допускать. В своих предположениях Линдберг пришел к представлению, что в моменты трансгрессий уровень океана поднимался на 180 м выше его современного уровня, а в моменты регрес­сий он опускался на 300 м ниже современного уровня.

Однако, и при подобных весьма усеченных масштабах четверти­чных трансгрессий в моменты поднятий уровня океана все низменно­сти планеты должны были эаливаться морем. В частности, Западно-Сибир­ская низменность, по его мнению, затоплялась в границах, пока­­занных на рис. 46. Отсутствие прямых геологических доказательств подоб­ного затопления низменности Линдберг объясняет неполнотой геологичес­кой летописи, совершенно игнорируя тот факт, что и пробелы в геологи- че­ском разрезе требуют вполне конкретных объяснений.

Отрицательные заключения в геологии, как, например, заключе­ние, что в четвертичных отложениях Западно-Сибирской низменности нет морских четвертичных отложений, требуют огромных вложений труда, однако, несомненно также и то, что сложность этой задачи нельзя рассматри­вать как неодолимую. В частности, на территории Западной Сибири про­веден настолько большой объем геологических иссле­дований, что следы столь обширной и молодой трансгрессии не могли бы остаться незаме­ченными.

Возможность возникновения подводных долин в результате гран­­­диозных колебаний уровня океана полностью опровергается гео­морфо­логией морского дна, потому что во внутренних морях подводные до­лины прослеживаются до глубин, намного превосходя­щих глубину проливов, соединяющих эти моря с океаном. Например, Среди­­земное мо­­ре имеет подводные долины, прослеженные до глуби­ны свы­ше 2000м, а Гибралтарский пролив имеет глубину 300 м, которая и ли­митирует понижение уровня Средиземного моря в связи с понижением уровня океана. В Зондском архипелаге между островами Бали и Ломбек проходит так называемая граница Уоллеса, которая отделяет про­винцию сумчатых млекопитающих Австралии от провинции плацентар­ных млекопитающих. Глубина этого пролива, как пишет Н. Г. Горский (I960), составляет 341 м. Если бы уровень океана в четвертичное время понижался более глубины этого пролива, то плацентарные млекопи­тающие проникли бы в Австралию, и мы бы не имели на Земле этой уникальной провинции древних млекопитающих.

Известно много попыток определить величину гляциоэвстатических колебаний уровня океана. Первый из таких расчетов, произведенный в 1934 году Дели, дал значение 105 м. Современные данные по этому вопросу изложены в работе K. K. Маркова, И. А. Суетовой (1964). Их расчеты, учитывающие новейшие измерения мощности антарктических льдов, показали, что полная амплитуда колебаний уровня океана за счет возникновения и таяния материковых льдов должна составлять 110 м, причем максимальное поднятие уровня океана было бы на 10 м выше современного. Нужно сказать, что и эти новейшие расчеты еще далеки от истины, ибо они производились из предположения, что материковые ледники распространялись в границах современной суши, а между тем, у нас есть основания полагать, что, например, огромные площади шельфа Северного Ледовитого океана при максимуме оледенения представляли собой сушу, покрытую материковым льдом.

Как пишет К. К. Марков (1960): “реальность ледниково-гидрокра­тических движений уровня океана несомненна”, поэтому никто не со­­­­мневается в том, что верхние части подводных долин, в пределах шельфа имеют наземное происхождение, однако, поскольку нижние их части в пределах внешней части шельфа и материкового склона уже невозможно объяснить колебаниями уровня океана, возникло предста­в­­­ление о гетерогенном происхождении подводных долин. При этом верхние части подводных долин стали называть собственно ”подводны­­ми долинами”, а более глубоководные части –­” подводными каньонами”, вкладывая в эти термины генетический смысл. Наиболее четко такую классификацию развивает в своих работах Г. Д. Панов (l948, 1949, 1950 ,1956, 1958, 1959). Нужно сказать, что противопоста­вление “долин” и “каньонов” представляется недопустимым уже с чисто терминологической точки зрения, коль скоро каньон является формой долины. А наличие транзитных долин, где каньон представля­ет собой лишь некоторую часть единой геоморфологической структу­ры, показывает недопустимость такого противопоставления и по существу.

Суммируя все выше изложенное, необходимо признать, что подвод­ные долины могли возникнуть только на суше, и их затопление и осушение невозможно объяснить колебаниями уровня океана.

Поэтому наибольшего внимания заслуживают те гипотезы обра­зования подводных долин, которые связывают это с тектоническими дви­жениями. При попытках связать образование подводных долин с дефор­мациями земной коры наметилось два направления, первое из них стре­мится выводить эти структуры из дизъюнктивных дислокаций, а второе привлекает для этой цели пликативные дислокации.

Дизъюнктивная гипотеза происхождения подводных долин развивается в работах С. Табера (S. Taber,1927), Д. Грегори
(J. Gгеgory, 1932), М. В. Кленовой (1948), Г. Д. Панова (1948, 1959), О. К. Леонтьева (1955, 1963).

По представлениям М. В. Кленовой, в зоне перехода от материко­вой отмели к ложу океана при поднятии сиалической глыбы материка должны возникнуть разломы, перпендикулярные материкoвoмy склону. В дальнейшем агенты подводной эрозии, локализуясь у этих ослабленных зон, вырабатывают подводные каньоны. При оценке этой гипотезы прежде всего возникает вопрос о причине и механизме поднятия мате­рика. Как мы показали ранее, точно такое же представление о поднятии материков К. К. Марков привлекает для объяснения оледенений, но ни тот, ни другой автор не делают никаких попыток выяснить природу тех сил, которые могут поднимать материки, то есть они не делают никаких попыток оценить принципиальную возможность того тектонического движения, которое положено в основу их гипотезы. Нам представляется, что такой феноменологический подход к тектоническому процессу и явля­ется самым слабым звеном в суждениях этих авторов.

Вариант дизъюнктивной гипотезы происхождения подвод­ных до­­лин, предложенный Д .Г. Пановым, отличается от гипотезы
М. В. Кле­­­­­но­­вой только тем, что у него причина растрескивания мате­риковых окра­ин связана не с поднятиями материков, а с опуска­нием океанического дна.

Таким образом, дизъюнктивные гипотезы образования подвод­ных долин, допуская в качестве непременного условия подводную эрозию, представляют собой вариант гипотезы подводной эрозии, недо­пус­тимость которой мы рассмотрели выше.

Принципиально иным путем пошли сторонники пликативной гипо­тезы происхождения подводных долии. Одним из первых, кто связал подводные долины с опусканием материковых окраин, был М. М. Тетяев (1938). Более тридцати лет тому назад, когда проблема подводных долин только еще намечалась, М. М. Тетяев без колебаний приводит их в дока­зательство современного погружения северо-восточного побережья Азии.

Пятнадцать лет спустя такое же объяснение подводных долин дали М. В. Муратов (1951, 1955) и Ж . Буркар (1953). Аналиэ истории Черно­го моря привел Муратова к выводу о погружении в этом районе большого участка земной коры. Сам процесс погружения он рассматривает как грандиозный флексурообразный перегиб окраин окружающих материков с продвижением этого перегиба от моря в сторону суши. Подвод­ные долины Черного моря, в наземном происхождении которых Мура­тов (также, как и Тетяев) не сомневается, он приводит в качестве доказа­тельства такого перегиба. Причину самого перегиба и погружения материковых окраин Муратов усматривает в оттоке подкоровых масс из-под района Черноморской впадины в окружающие горные сооруженния. В качестве доказательства такого движения подкоровых масс из-под Черномор­ской впадины в сторону материка – он приводит расположение фоку­сов землетрясений Крыма, которые ориентированы в плоскости, наклоненной от континентального склона под континент. Таким образом, Муратов рассматривает расположение фокусов землетрясений как зону напряжений и, следовательно, сами земле­трясения он связывает с взаимодействиями коры и мантии, что нам представляется очень в­аж­ным шагом вперед в этом вопросе. Однако, рассматривая частный вопрос о происхождении Черного моря, а не вопрос о происхождении подводных долин, который он полагает очевидным, он все свое внимание обратил на выяснение процессов погружения и трансгрессий.

Совершенно иначе к этому вопросу подошел Ж. Буркар (1953). Для него, как для океанолога, главной проблемой является именно выясне­ние условий образования подводных долин. Он, как и Муратов, объясня­ет их образование флексурным прегибом материковых окраин в связи с погружением океанического дна, однако, в отличие от Муратова наи­большее внимание Буркар обращает не на трансгрессию, которая только затопила речные долины, а на регрессию, во время которой эти долины возникли. Поэтому у Буркара флексурные перегибы материковых окра­ин смещаются не только в сторону материка, обеспечивая трансгрессию, но также и в сторону моря при его регрессии.

В результате анализа проблемы подводных долин Буркар приходит к выводу, что они “представляют собой древние речные долины, вырабо­танные истоками в течение трех периодов регрессий пoследнего цикла исто­рии Земли”.

В этом выводе Буркара обращает на себя внимание совпадение взгля­дов не только с представлениями Тетяева и Муратова о первично назем­ном образовании этих структур, но и с представлениями Линдберга о трех регрессиях в четвертичном периодe. Такоe замечательное сов­падение взглядов, полученных пpедставителями различных разделов естествознания и совершенно различными методами, несомненно можно рассматривать, как свидетельство прorpecca в решении проблемы подводных долин, как меру приближения к истине, которая едина в отли­чие от множественности заблуждений. Однако, далеко не все в представлениях этих авторов можно принять без возражений. Термин “флексура” в приложении к материковым окраинам вызывает сомнения уже с чисто терминологической точки зрения, ибо под флексурой понимaется однокрылая складка, недоразвитый сброс и, как таковой, он отличается очень крутым падением крыла. Между тем, наклон материковой окраины лежит в пределах  3-40. Таким oбpaзoм, облик материковых окраин очень далек от той структуры, которую мы называем флексурой. Очевидно, давая такое название этой структуре, авторы имели ввиду не морфологические, а генетические ее особенности – происхождение в результате опускания морского дна. Но как раз в этом вопросе у авторов терминa отмечаются существенные разногласия.

В суждениях тектониста Муратова подводные долины есть побочное явление при возникновении впадины Черного моря, его совершенно не интересует вопрос о глобальном распространении подводных долин. Для океанолога Буркара, напротив, подводные долины являются главным объектом иccледования, и потому все его соображения по этому вопросу строятся с учетом глобального распространения подводных долин. Что касается опускания океанического дна как возможной причины погружения материковых окраин, то эту проблему он только ставит, пола­гая ее peшeниe делом будущего.

А между тем, если образование Черного моря еще и можно свя­зать с оттоком подкоровых масс в окружающие горные сооруже­ния, то приложить такое объяснение к образованию океанических впадин, конечно, невозможно. Необходимо отметить также, что и в приложении к Черному морю, гипотеза перетекания подкоровых масс встречает неодолимые трудности. Кaк показали современные геофизи­ческие данные Ю.П. Непрочнова(1959), а также новейшие данные В. К. Балавадзе и др. (1966) в Черном море имеет место океанический тип коры, то есть в этом районе отсутствуют верхние горизонты зем­­ной коры и, следовательно, говорить о перетекании подкоровых масс, как причине возникновения впадины, не приходится. В одной из своих более поздних работ М. В. Муратов (1962) отмечает этот факт (отсут­ствие верхних горизонтов коры) и, вместе с тем, как и десятилетие на­зад, продолжает отстаивать гипотезу погружения коры во впадине Черного моря. Нам представляется, что исчезновение верхней части коры невозможно связать с погружением, гораздо естественнее это явление связать с раздвиганием блоков коры материкового типа и обнажением между ними нижних горизонтов коры.

Таким образом, рассмотрение фактических данных показывает, что подводные долины могут возникнуть только в наземных условиях. Вместе с тем, их продольный профиль, невозможный для наземных рек, мог возникнуть только при изгибании материковых окраин вниз. Поэто­му очевидно, что при образовании этих долин окраины материков бы­ли приподняты.

Другими словами, анализ проблемы подводных долин приводит к заключению, что образование подводных долин возможно только в ре­зультате пульсаций окраин материков.

Такими пульсациями материковых окраин и определяются коротко-периодические трансгрессии.

В предыдущем разделе после анализа проблемы оледенений мы пришли к заключению, что похолодания в истории Земли повторяются через определенные промежутки времени, то есть обладают свойством ритмичности. При этом наметилось четыре порядка ритмов, начиная от повторения ледниковых эпох до отдельных оледенений, их стадий и осцилляций края ледника. Рассмотрение вопроса о возможных причи­нах изменений климата привело нас к представлению о том, что они могут быть обеспечены трансгрессиями и регрессиями моря без суще­ственных колебаний количества солнечного тепла, поступающего на Землю.

Действительно, как можно увидеть из таблицы Г. П. Тамразяна (рис.  39), ледниковые эпохи совпадают во времени с эпохами великих осушений или с геократическими эпохами в истории Земли. Однако, исчерпывающим доказательством связи климата с трансгрессиями пред­ставляется тот факт, что современная трансгрессия развивается одновре­менно с потеплением и отступанием ледников.

Сам по себе факт совпадения оледенений с регрессиями, а потеп­лений с трансгрессиями не нов и не вызывает сомнений, однако, причи­ну таких совпадений подавляющее большинство геологов видит в том, что при оледенениях значительная масса океанических вод переходит в материковые льды, а это приводит к соответствующему понижению уровня океана и регрессии.

Анализ проблемы подводных долин показывает, что трансгрессии четвертичного времени по своим масштабам не могут быть связаны с изменениями уровня океана, а являются результатом колебания окраин материков. Поэтому мы полагаем, что регрессии четвертичного периода были причиной оледенений, а не их следствием.

В свете таких представлений можно думать, что те три perрессии, которые установили в четвертичном периоде Г. У. Линдберг и Ж. Буркар при анализе проблемы подводных долин, соответствуют трем оледенениям Земли. История горных ледников за последние 2500 лет показывает, что похолодание и наступание льдов имело место в V веке до н.э., в VI-VIII и в ХVII-XIX веках н.э.

Наиболее доcтоверные сведения о движении побережья в это время дает история Храма Сераписа, ставшая в наше время уже классической. Известно, что он был построен 2000 лет назад. После этого он погрузился в море, затем снова поднялся и в начале ХIX века вновь начал погружаться. Из этих сведений вытекает, что на протяжении двух тысяч лет побережье Неаполитанского залива совершило два колебания.

Таким образом, история xpaмa Cepaпuca позволяет наметить коро­ткопериодические колебания материковых окраин в одну тысячу лет, то есть в точности такие, как колебания края ледника. По сведениям Г. П. Гор­шкова и A. Ф. Якушевой (1962) в ХIII веке храм был в воде, и его последнее поднятие началось в ХVII веке и закончилось в ХIХ веке. Таким образом, во время средневекового потепления, о котором пишет Е. В. Макси­мов (1966), храм был в воде, а его поднятие, начавшееся в ХVI веке и  заканчившееся к началу ХIХ века, в точности соответствует активизации горных ледников малого ледникового периода. Наконец, современ­ное потепление, начавшееся в ХIХ веке, в истории храма выразилось его современным затоплением.

Все изложенные данные, несмотря на их скудность, позволяют, однако наметить вывод, что ритмичность оледенений во всех случаях связана с колебательными движениями материковых окраин.

Объяснение таких движений окраин материков может быть дано только в свете концепции пульсаций Земли.

5. Геоламинарные взаимодействия

Выше мы пришли к представлению, что вдавливание земной коры в мантию невозможно. Вместе с тем, при анализе проблемы подводных долин мы пришли к заключению о колебании материковых окраин. Из этих данных намечается вывод, что погружение участков земной коры в ман­тию возможно, но только в тех случаях, когда мантия  в силу каких-то причин втягивает в себя земную кору.

Нужно сказать, что сама мысль о возможности втягивания коры в мантию не нова, к ней приходили многие. Так, у Ж. Э. Крауса
(Z. Кгаus, 1954) мы обнаружили представление о “заглатывании” осадочных толщ в центральной части складчатого сооружения.
Ж. Буркар (1953) пишет, “что при образовании континентальных сводов или горных цепей часть вязкой симы втягивается под материк”.

Однако, представления о такого рода движениях, как правило, выво­дятся из гипотезы подкоровых течений, впервые высказанной Ампфе­рером. И хотя с тех пор была бесспорно доказана высокая твердость мантии, эта гипотеза, как мы уже отмечали, приобретает в наше время все большую и большую популяриость.

Во всех случаях представление о подкоровых течениях выводит­ся из распределения аномалий силы тяжести, при этом раз и навсегда постулируется связь всякого гравитационного поля с изменением соста­ва пород, то есть постулируется положение о том, что изменение грави­тационного поля есть всегда результат перемещения подкоровых масс – их перетекания.

С. И. Субботин  (1954, 1957) оказался первым из геофизиков, кото­рый допустил возможность изменения плотности подкоровых масс во времени (без их перемещения в пространстве. С этих позиций он подверг критике гипотезу подкоровых течений. Субботин показал, что если исходить из гипотезы подкоровых течений, то в зонах прогибов земной коры должны возникать интенсивные отрицательные аномалии силы тяжести, а в зонах поднятий земной коры – положительные аномалии, которые в действительности не наблюдаются. Сопоставление расчетных и наблю­даемых аномалий силы тяжести в областях изгибаний земной коры при­вело Субботина к заключению, что концепция перетекания подкорового ве­щества не может быть принята, как противоречащая наблюдаемым фак­там, и что главной причиной вертикальных движений земной коры является уплотнение и разуплотнение вещества

Представление о раскалывании и раздвигании континентального блока земной коры на поверхности расширяющейся планеты приводит к мысли о том, что земная кора континентального типа пульсирует с го­раздо меньшей интенсивностью, чем внутренние области планеты. Поэто­му, в первом приближении, можно допустить взаимодействие бинарной системы, состоящей из пульсирующего подкорового вещества и непульсирующей коры.

Нa рис. 47 показана схема взаимодействий между континентальным блоком коры и пульсирующим подкоровым вещес­твом. В диа­столическую фазу пульсаций при увеличении радиуса планеты на величину D r континентальная дуга К  переместится отно­сительно центра планеты из положения I-I в положение II-II. Если принять, что при этом площадь континента остается неизменной, то в каждой точке контакта между корой и мантией должны возникнуть две взаимно пер­пен­дику­лярных силы – одна, направленная по ради­усу вверх, вторая – направленная от центра системы к его окраине. Равнодействующая этих двух сил должна быть направлена вверх и от центра материка к его окраине. По своей величине радиальная состав­ляющая пропорцио­нальна приращению радиуса и потому имеет одно значение во всех точках. Тангенциальная составляющая пропорци­ональна дуге раздвигания и, следовательно, согласно формуле (8 ) зависит от размеров конти­нен­тальной дуги. Так, континентальной дуге К1 соответствует дуга раздви­гания  r1, континентальной дуге К2  соответствует дуга  раздвигания r2
 и т.д.

Так как  К2>К1 и, cоответственно,  r2 > r1, то очевидно, что тангенци­аль­ная составляющая должна возрастать от центра материка к его окраинам. Соответственно и равнодействующая этих сил достигает своего макси­мума у окраин материка. Под действием этих сил окраины материка должны приподняться.

В систолическую фазу пульсаций Земли при уменьшении радиуса планеты на величину  Dг континентальная дуга К переместится из положнния I-I в положение III-III. При этом вертикальная составля­ющая будет направлена по радиусу вниз, а тангенциальная составляю­щая – от окраины материка к его центру. По соображениям, изложеннм выше, равнодействующая должна возрастать от центра материка к его окраине. Под действием этих сил окраины материка должны опуститься.

Итак, анализ взаимодействия между консолидированной корой мате­рикового блока и пульсирующим подкоровым веществом привело нас к представению, что при расширении Земли окраины материков поднима­ются, а при ее сжатии – опускаются.

Пульсации материковых окраин возникают как реакция на послойное взаимо­дей­ствие между корой и манти­ей, и потому мы назвали их геола­минарными взаимо­действиями.

Нужно сказать, что термин “ламинарный” принято связывать с по­слойнми течениями. Однако, в этом классическом приме­нении термина допускается некоторая неточность, ибо послойность течения жид­кости ед­ва ли может сохра­ниться достаточно строго. В нашем случае послой­ность взаимодействий несомненно сохраняется гораздо более строго. Но прочно вошедшее в естествознание представление о ламинарном движе­нии, как о течении и в особенности популярность гипотезы подкоровых течений, заставляют нас особо подчеркнуть, что геола­минарные взаимо­действия не имеют ни­чего общего с тече­ниями, то есть с таким движением вещества, когда его частицы, не имея жесткой взаимо­связи, обладают об­щим поступательным нап­рав­лением движения (рис .48). В нашем случае рассмат­ри­ва­ются не течения, а пуль­сации вещества, при которых его час­тицы жестко взаимо­связаны и могут дви­гаться толь­ко друг к другу или друг от друга (рис .49).

6. Коробление земной коры

Анализ проблемы подводных долин привел нас к представлению о пульсациях материковых окраин в результате геоламинарных взаимо­действий между корой и мантией Земли.

В качестве главного возражения против представления о подобной синхронной однозначности вертикальных движений земной коры выдвигаются наблюдения современных вертикальных движений, которые неопровержимо свидетельствуют об их одновременной разнонаправленности. Действительно, в настоящеее время накоплен огромный материал наблюдений за современными вертикальными движениями, которые показывают, что в различных районах эти движения направлены в разные стороны – или вверх, или вниз. Однако, наблюдения за этими движениями прежде всего позволяют отметить у них две особенности: во-первых, сопряженный характер в движениях разного знака и, во-вторых, их унаследованный характер. Например, поднимающаяся Скандинавия и Шотландия и опускающиеся между ни-ми Нидерланды обрисовывают волнообразную линию сопряженных вертикальных движений. При этом, унаследованный характер этих движений проявляется в том, что каледонские складчатые сооружения поднимаются, а опускается между ними Северо-Европейская впадина.

Дольше всего, а, следовательно, и лучше всего, изучены вертикаль­ные движения побережий Балтийского моря. Современные данные по поводу этих движений изложены в работе Р. Кестера (R. Koster, 1960).
Он пишет, что западное и южное побережье Балтийского моря испы­тывают опускание, которое имеет максимум скорости в районе Любек­ской бухты, где достигает 2 см/год. Сканди­навское побережье Балтийского моря переживает поднятие, центр которого расположен к северу от Ботнического залива. Однако, существует зона, в пределах которой положительные и отрицательные движения уравновешиваются – это так называемая линия Форхаммера, проходящая через острова Фюн и Фальстер. К югу от этой линии расположена зона опусканий, а к северу – зона поднятий. Наблюдения за линией Форхаммера показали, что она смещается к северу, то есть, что область опусканий наступает на область поднятий.

Из поведения линии Форхаммера можно сделать два вывода, которые сводятся к тому, что в целом все северо-западное побережье Европы переживает опускание вместе с его относительно поднимающимися участками.

Второй вывод, который можно сделать из поведения линии Форхам­мера, заключается в том, что существуют, по меньшей мере, два типа вертикальных движений.

В свете представлений о геоламинарных взаимодействиях оба эти типа вертикальных движений легко объяснимы. Сжатие планеты явля­ется всесторонним, поэтому на окраинах материков сжимающие силы действуют не только в направлении, перпендикулярном береговой линии, вызывая их опускания, но и вдоль береговой линии (рис. 50). Те сжимающие силы, которые действуют вдоль береговой линии, вызы­вают коробление, изгибания земной коры, которое и выражается верти­кальными движениями различного знака.

Колебания материковых окраин – это и есть единственный вид соб­ственно колебательных движений. Когда В. В. Белоусов (1948, 1954, 1962) назвал колебательными все наблюдаемые в настоящее время вертикаль­ные движения земной коры, он совершил грубейшую ошибку, ибо движе­ния, связанные с короблением земной коры, резко отличаются от колеба­тельных движений. Во-первых, движения, связанные с короблением зем­ной коры, это безусловно не колебательные движения, а унаследованные, зависящие от характера древней структуры. Во-вторых, они резко отличаются от колебательных движений по своим масштабам.

В своих редакторских замечаниях к книге Ж. Буркара (1953) наш океанолог В. П. 3енкович пишет: ”По схеме автора каньоны могли образоваться из долин при опускании океанического дна “континен­тальной структуры”, но, с нашей точки зрения, таким путем нельзя объяснить громадную глубину врезания каньонов”. Действительно, с позиций гипотезы континентальной флексуры, в том виде, как ее предложил Ж. Буркар, главная особенность подводных долин, заключающаяся в огромной величине их врезания в океаническое дно, не объяснима.

Но представление о геоламинарных взаимодействиях позволяет объ­яснить все особенности подводных долин. На рис. 46 видно, что в диасто­лическую фазу пульсаций окраины материков должны приподниматься. Глубина вреза подводных долин в океаническое дно и позволяет оценить масштаб этого поднятия. Очевидно, чтобы выяс­нить этот масштаб, необ­ходимо приподнять окра­ины материков таким образом, чтобы приустье­вые части подводных кань­онов оказались на уровне океана, то есть не­обходимо приподнять материковые окраины с глубины – 4000 на – 2000 м выше уровня океана. То есть, ампли­туда колебательных дви­жений внешней части окраин материков составляет 6000 м.

Поскольку эти колеба­ния окраины материков совершают как одно це­лое (рис. 51), скорость этих вертикальных дви­же­ний растет прямо про­порционально от берего­вой линии материка до его окраины, то есть до осно­ва­­ния материкового склона.

Поскольку нам пока неизвестны наблюдения над движениями мор­ского дна, это последнее поло­жение было бы невоз­можно доказать, но неко­торые факты все же позволяют его вывести из положения умо­зритель­ного прогноза.

По сведениям Ф. Джордана (F. Jordan , 1958) в Аляскинском заливе у внешнего края шельфа в 1779 году была открыта и нанесена на карту Скала Помплона. В1794 году эту скалу снова обнаружили с русского корабля “Орел” и в честь судна назвали Скалой Орел. Однако, на протяжении последующего столетия никаких сообщений об этой скале не было, и после ряда специальных исследований скала была убрана с карты. Полтора десятка лет назад при изучении шельфа Аляскинского залива в районе скалы Помплона был обнаружен подводный хребет длиной 27 и шириной около 6 км. Хребет имеет плоскую вершину шириной около 3 км. Наименьшая глубина океана над вершиной хребта составляет 150 м. Таким образом, скорость опускания внешней части шельфа здесь составляет около метра в год. Можно думать, что скорость вертикальных движений на материковом склоне будет еще большей и, возможно, составляет уже несколько метров в год.

Для нас в данном случае важно, что вертикальные движения на суше, связанные с короблением земной коры, никогда не дают подобных ско­ростей движения.

Представление об огромных скоростях колебательных движений позволяет по новому пересмотреть целый ряд вопросов и даже некото­рые исторические события. Например, известно,  что в 1805 году
И. Ф. Крузенштерн исследовал Татарский пролив и пришел к заключению, что он непроходим для морских судов то есть, что Сахалин является пoлyoстpoвoм. B 1849 году Г. И. Невельский повторил эти исследования и обнаружил в Татарском проливе проход к устью р. Амур и определил Сахалин как остров. История расценила вывод Кру­зенштерна ошибочным. Однако, представляется в высшей степени сомнительным, чтобы такой добросовестный исследователь как Крузенштерн не нашел прохода, если он в то время существовал. Мы полагаем, что правы были оба исследователя: и Крузенштерн, и Невельский. Проходимость для морских судов может решать разница в глубине на l,5-2 м; такая разница в глубине вполне могла возникнуть за те 44 года, которые разделяют эти две экспедиции.

7.  Колебательные  движения

Рассмотренная в начале главы проблема оледенений привела нас к представлению, что эта проблема может быть решена, если удастся обнаружить в истории планеты короткопериодические трансгрессии. В предыдущем разделе, при анализе проблемы подводных долин, такие трансгрессии были установлены.

По данным М. В. Кленовой (1948) площадь шельфа и материко­вого склона составляет 66 млн.кв.км. Следовательно, если приподнять окраи­­ны материков таким образом, чтобы осушился шельф и материковый склон, то площадь суши увеличится на эти 66 млн. кв. км, а площадь океана соответственно на эту величину сократится, и соотношение изменится с 1:3 на 8:9.

Столь существенное изменение в соотношении суши и моря должно приводить к кардинальным изменениям климата планеты.

Однако, из этих данных вытекает сразу представление о многопо­рядковости пульсаций Земли. Ибо из них вытекает, что ледниковые эпохи наступают в диастолические фазы пульсаций первого порядка. А отдель­ные оледенения, стадии движения льдов и осцилляции края ледника явля­ются результатом наложения пульсаций низших порядков на диа­столичес­кую фазу пульсаций первого порядка.

Представление о пульсациях материковых окраин, которые возни­кают в результате геоламинарных взаимодействий между корой и мантией Земли, раскрывают перед нами впервые суть так называемых колеба­тельных движений, которые со времен М. В. Ломоносова не имели никако­го объяснения. Эмпирики назвали колебательными все наб­людаемые вертикальные движения земной коры. Однако, подобные наблюдения ведутся на суше, за пределами окраин материков и потому представляют собой движения не колебательные, а движения, связанные с коробле­нием земной коры на сжимающейся планете.

Смешение движений коробления с колебательными движениями создало много путаницы в понимании истиной истории планеты прежде всего потому, что истинные колебательные движения на два-три порядка интенсивнее движений коробления, что они глобально одновремен­ны и очень быстры.

Представление о пульсациях материковых окраин, которые совер­шаются с периодом около 250000 лет, приводит к заключению, что все части материковых окраин, начиная от побережья до основания материко­вого скло­на непрерывно проходят через все зоны глубин и, следовательно, весь шельф и материковый склон потенциально перспективны на обнару­жение полезных ископаемых, связанных с лагунными отложениями.

8.  Современная фаза  пульсаций Земли

Итак, мы пришли к предста влению, что в настоящее время радиус Земли увеличен относительно своего минимума на 1/6 часть. Следовательно, планета так или иначе переживает диастолическую фазу пульсаций. Однако, целый ряд фактов свидетельствует о ее современном сжатии. К таким фактам современного сжатия планеты мы относим: фигуру Земли, у которой океанические участки изогнуты более, чем материковые, что могло возникнуть только при неравно­мерном сжатии планеты, когда в океанических и, значит, нижележа­щих горизонтах коры, сжатие осуществлялось более интенсивно, чем на ее материках, то есть на вышележащих горизонтах коры, области растяжения в мантии Земли, которые также могли возникнуть только при неравномерном сжатии планеты, при котором нижележащие горизон­ты обгоняют вышележащие пo интенсивности сжатия, опущенное положение окраин материков, которое могло возникнуть только при сжатии Земли, наконец, расположение фокальных поверхностей или зон растяжения, которые имеют падение от океана под материки, что возможно только при сжатии планеты.

Все эти признаки с очевидностью свидетельствуют о современном сжатии Земли Однако, это современное сжатие накладывается на расширение планеты в более высоком порядке пульсаций. Таким образом, изложенные данные обнаруживают многопорядковость пульсаций Земли. Как писал В. А. Обручев (1963): “В общем это пуль­сации от крупных взмахов до мелких трепетаний” (стр. 263). Для геолога ХIХ века, да еще в возрасте более 70 лет, сделать подобный шаг в понимании нашей планеты, это был самый настоящий подвиг. Ибо основные ошибки  геологов всегда сводились к представлению о Земле как о незыблемой тверди, очень трудно и неохотно они признавали подвижность нашей планеты.

Изложенные данные позволяют предполагать, что существуют пульсации первого порядка – от одной ледниковой эпохи до следующей. По оценке Г. Ф. Лунгерсгаузена (1956) период этих пульсаций составляет около 180-200 млн.лет.

Пульсации первого порядка осуществляются как нарастающие рас­ширения или сжатия пpи пульсациях низших порядков. Так, можно думать, что отдельные оледенения в границах ледниковых эпох возникают в ре­зультате наложения диастолической фазы пульсаций с периодом около 200000 лет на диастолические фазы первого порядка, а межледниковые поте­пления обозначают наложения систолической фазы низшего порядка на диастолическую фазу первого порядка.

Стадии наступания льдов связаны с пульсациями, имеющими пери­од около 20000 лет, а осциляции края ледника – с тысячелетними пульсациями.

Поскольку изменения радиуса Земли, трансгрессии и климат жестко взаимосвязаны, в будущем можно будет построить для каждого пункта Земли график этих зависимостей, подобный показанному на рис. 52, который позволит достаточно точно прогнозировать изменения климата и трансгрессии. Однако, в настоящее время мы еще далеки от решения этой задачи. Нам пока известно, что ледниковые эпохи прошлого охватывали время в несколько миллионов лет, между тем, по данным, например, В. А. Зубакова (1967) начало похолодания океанических вод, которое отнюдь еще не обозначает начало оледенения, датируется в 2,6 млн. лет. То есть, ледниковая эпоха еще очень далека от своего завершения.

О том же свидетельствуют и речные террасы, которые, как извест­но, тем древнее, чем они выше. Следовательно, на протяжении чет­вертичного периода мировой базис эрозии , т.е. уровень мирового океана, понижается что,  как мы это уже отмечали выше, возможно только при увеличении площади его поверхности, то есть при увеличении радиуса Земли.

Из совокупности этих данных можно сделать вывод, что мы живем в диастолическую фазу пульсаций Земли первого порядка, которая еще далеко не достигла своего максимума.

Установление современной фазы пульсаций более низкого порядка естественно, связано с точностью датировки четвертичных отложений, а в этом вопросе мы еще далеки от необходимой ясности.

Методы определения абсолютного возраста  четвеpтичных отло­жений такие, как иониевый, протактиниево-иониевый, иониево-урановый и калиево-аргоновый, модернизированный для молодых отложений, появились на протяжении последнего десятилетия, и потому они еще не имеют достаточной апробации.

Однако, попытки выяснить последовательность событий последнего этапа развития нашей планеты и их датировать, суммируя данные этих новых методов уже, разумеется, предпринимаются. Наиболее интересной из таких попыток нам представляется сводка В. А. Зубакова (1967). По его заключению весь интервал времени от начала вюрмского оледенения до современности, то есть 70 тыс. лет, четко распадается на четыре стадиальных ритма, каждый из которых состоит из похолодания дли­тельностьюв 5-8 тыс. лет, и потепления длительностью в 10-11 тыс. лет. При этом  Зубаков выделяет:

                                                                         тысячи лет назад

1-я криостадия (“превюрм”)                      70-65

1-й межстадиал (сен-пъер, готвейг)            65-55

2-я криостадия (Вюрм 1, смэстоу)              55-50

2-й межстадиал                                      50-39

3-я криостадия (Вюрм II)                           39-32

3-й межстадиал                                      32-22

4-я криостадия (Вюрм III) классический

висконсин,Осташковское оледенение)    22-13,5

    4-й межстадиал                                              13,5-4

Четвертичный межстадиал Зубакова заканчивается 4 тысячи лет на­зад так называемым “климатическим оптимумом”. Егo схема еще очень далека от совершенства. Одна из существенных причин такого несовершенства заключается в стремлении решить проблему изменения климата Земли без попыток выяснить причину самих этих изменений климата. Подобное самоограничение, столь любезное эмпирическому методу, неизбежно приводит к неопределенностям, к отсутствию критериев оценки.

В схеме Зубакова прежде всего обращает на себя внимание нера­венство в продолжительности этапов потепления и похолодания. Так, если 1-я и 2-я криостадии продолжались по 5 тысяч лет, то 3-я криостадия длится уже 7 тысяч лет, 4-я – 8,5  тысяч лет. Если 1-й и 3-й межстадиалы занимали по 10 тыс. лет, то 2-ой – 11 тыс. лет, а 4-й – 8,5 тыс. лет.

У Зубакова нет никаких оснований сомневаться в возможности подо­бного разнобоя данных. А мeждy тем, с позиции концепции пульсаций Земли, похолодания являются следствием расширения планеты, а потепления – результат ее сжатия. И поэтому в свете этих представлений стадии должны иметь равную продолжительность. Однако, только на этом основании мы еще не можем отрицать возможность расхождения в продолжительности этапов похолоданий и потеплений, потому что изменения климата хотя и являются прямым следствием изменения земного радиуса, однако, они не вполне им идентичны.

Так, при расширении планеты, которое осуществляется как нара­с­тающее увеличение ее радиуса в пульсациях низших порядков, продолжи­тельность холодных этапов должна нарастать за счет соот­ветствующего сокращения этапов теплых.

Напротив, при сжатии планеты должна нарастать продолжитель­ность теплых этапов при соответствующем сокращении продолжитель­ности этапов холодных.

Если данные Зубакова об изменении средней температуры изобра­зить графически, то неиз­бежно встанет вопрос о темпax  изменений кли­мата, что выразится на­клоном кривой к оси ординат.

Если принять, что темп изменения средней темпе­ратуры атмосфе­ры был всё время одинаков, но время похолодания было короче времени потепления, то кри­вая изменения темпе­ратуры aтмоcфepы примет вид, показанный на рис. 53.

В этой схеме, прежде всего, обращает на себя внимание, что вюрм про­дол­жительностью около 80 тысяч лет, явно распа­дается на четыре стадии, что вполне соответствует нашим представлениям о периоде коле­баний матери­ковых окраин в 20 тысяч лет.

Во-вторых, схема Зуба­кова свидетельствует о нарастании сжатия Земли на протяжении вюрмского времени. Подобное сжатие планеты, с нашей точки зрения, вполне приемлемо, ибо вюрм есть завершение рисс-вюрмского оледе­нения, то есть его исчез­новения.

Таким образом, изло­женные данные позволяют утверждать, что мы живем в четвертый межстадиал последнего оледе­нения, котоpоe сходит на нет.

Пo подсчетам O. К. Леонтьева (1968): “Общая площадь подводной окраины материков оценивается нами в 73,6 млн. кв. км” (стр. 19). Даже если бы принять такую величину прибавлений и убавлений площади суши, то  соотношение площади суши и моря изменилось бы от современного, то есть от 360 : 150 до 286,4: 223,6.    Подобное карди­наль­­ное изменение этих соотношений не могло бы не сказаться на существенных изменениях климата планеты. Однако, в действительности это изменение гораздо больше, ибо мы должны учитывать осушения и затопления срединно-океанических хребтов. Пo нашим подсчетам их площадь составляет около 21 млн. кв. км, таким образом, соотношение площади суши и моря должно составить не менее, чем 266 : 244.  Итак, читатель может уже на этом примере увидеть сколь мало данных у нас для решения вопроса о современной стадии пульсаций планеты. Но, пожалуй, для суждения о всем четвертичном периоде данных еще меньше.

Рабочая геохронологическая шкала В. А. Зубакова  выглядит следующим образом:

“Теплый” виллафранк                       750-1000 тыс.лет.

“Холодный виллафранк-гюнц          750-1000 тыс.лет.

Гюнц-миндельское межледниковье 600-750 тыс.лет

“Большой“миндель (эмилий)           370-600 тыс.лет.

“Большой” миндель-рисс                 210-370 тыс.лет.

Рисс 1                                                175-210 тыс.лет.

Рисс-варта                                         120-175 тыс.лет.

Варта                                                 100-120 тыс.лет.       

Рисс-вюрм                                          70-100 тыс.лет,           

Вюрм 1                                                50-70 тыс.лет.

Вюрм 1-Вюрм II                                 39-50 тыс.лет.

Вюрм II                                               10-38 тыс.лет.

Голоцен                                                0-10 тыс .лет.

Даже при первом взгляде на эту таблицу бросается в глаза ее главная особенность – что ни ближе к современности, тем более дробной она становится. В этом со всей очевидностью проявляется один из главных минусов абсолютно-возрастных определений, который мы уже отмечали в предыдущей главе, а именно, что каждый из таких методов неизбежно содержит погрешность, которая будучи выражена в процентах, не зависит от возраста пород. Однако, с увеличением возраста её абсолютная величина растет и потому улавливание короткопериодических явлений ограничено тем интервалом времени, где абсолютные размеры погреш­ности становятся соизмеримыми с периодом короткопериодических явлений

Однaкo, у абсолютно-возрастных методов есть и свое положитель­ное качество. Ю. М. Шейнман (1959), опираясь на абсолютно-возрастные данные, установил складчатые структуры в фундаменте древних плат­форм, при этом он прямо отметил, что когда мы оперируем отло­же­ниями, возраст которых лежит за пpeделами миллиарда лет, то погр­еш­ность в десятки миллионов лет становится несущественной.

Таким образом, абсолютно-возрастные данные в приложении к древ­нейшим отложениям упускают короткопериодические явления,  но зато мо­гут достаточно достоверно выявлять явления с долгим периодом.

Напротив, в более молодых отложениях при ограниченных масшта­бах времени они упускают явления с долгим периодом, но зато улавлива­ют явления короткопериодические.

Рафинируя данные геохронологической шкалы В. А. Зубакова, мы получаем следующие продолжительности оледенений:

Гюнц                                                   250 тыс.лет.

Гюнц-миндельское межледниковье 150 тыс.лет.

Миндель                                             230 тыс.лет.

Миндель-рисское межледниковье      35 тыс. лет.

Рисс                                                     110 тыс.лет.

Рисс-вюрмское межледниковье          30 тыс.лет.

Вюрм                                                    70 тыс.лет.

Продолжительность гюнца и минделя, по-видимому, выражает ис­тинный период оледенения, и он не сопоставим с продолжительностью рисса, уже не говоря о продолжительности вюрма.

Когда мы ставим в один ряд, как равноценные явления гюнц, мин­дель, рисс и вюрм, мы в действительности сопоставляем явления различ­ных порядков. По-видимому, оледенения, имеющие продолжительность около 250 тыс.лет, в свою очередь распадаются на два полупериода, разде­ленных потеплением длительностью в 30 тыс.лет.

При подобной интерпретации абсолютно-возрастных данных мы можем принять, что начиная с гюнца Земля пережила два полных периода оледенения и третий еще переживает в настоящее время. Это третье, рисс-вюрмское оледенение началось 210 тыс.лет тому назад. Оно полностью завершило первый полупериод (Рисс) и большую часть второго полупериода (Вюрм), до его окончания осталось сорок тысяч лет.

Если принять во внимание, что похолодания и оледенения являются результатом поднятия материковых окраин, которое протекает в диастолическую фазу пульсаций Земли первого порядка, и вспомнить, что Ж. Р. Буркар и Г. У. Линдберг насчитали в четвертичном периоде три регрессии, то их соответствие трем оледенениям не может вызывать сомнения.

Эти поднятия материковых окраин осуществляются в результате нарастающих поднятий окраин при их колебаниях во втором порядке, то есть с периодом в двадцать тысяч лет (стадиалов). А стадиалы осуще­ствляются в результате нapacтающих колебаний тысячелетних, то есть осцилляций.

Исходя из изложенного, мы уже можем прямо заглянуть в бездну времени будущего нашей планеты. Мы можем сказать, что в настоящее время наша планета переживает диастолическую фaзу пульсаций пер­вого порядка и систолическую фазу в пульсациях двадцатиты­сяче­летних и тысячелетних пульсаций.

Следовательно, мы можем сделать первый в  науке о Земле прогноз. В ближайшие сорок тысяч лет наша планета должна пережить еще два затопления и осушения окраин материков и,соответственно, два похолодания и потепления, причем похолодания должны быть меньше, чем предыдущие. В своих тысячелетних колебаниях современное потепление должно продолжаться еще около 500-600 лет.